никогда в жизни не шла!.. Ну, драки не в счёт.
Но разговор снова стих и стал неразборчив, а потом, наконец, Алина Геннадьевна вернулась в класс, очень строгая и напряжённая, как струна на маминой гитаре.
- Ильин! — позвала она тихо, будто боялась, что её кто-то подслушает.
- Да? — вскочил удивлённо Лесь.
- Собрал вещи, быстро!
- А что случилось?
- Быстрее, Лесь!
Лесь, донельзя удивлённый, послушно сгрёб вещи со стола в рюкзак.
- Подойди сюда.
Лесь подошёл, прижимая к себе расстёгнутый рюкзак. Алина Геннадьевна сама ему рюкзак застегнула, и мальчик заметил, что руки у неё дрожат. Учительница, бледная и решительная, как полководец перед битвой, сглотнула и тихо сказала:
- А теперь слушай меня. За тобой пришли люди, которых хотят забрать тебя.
- Куда? — недоверчиво нахмурился Лесь. Не то чтобы он Алине Геннадьевне не верил, но…
- В детдом.
- Зачем?!
- Ты же без мамы сейчас живёшь. Считается, что так нельзя.
- Но я…
- Вот именно, — перебила Леся Алина Геннадьевна. — Поэтому сейчас ты тихо, не попадаясь никому на глаза, бежишь к физкультурнику, и он выпускает тебя через задний выход. Только не попадись, умоляю, Лесь, — голос её задрожал.
- Хорошо, — пообещал мальчик, невольно становясь таким же серьёзным.
- Дома не задерживайся, — наставляла учительницы, подталкивая его к двери. — Когда они поймут, что ты сбежал из школы, они придут, скорее всего, за тобой туда. Ну, всё, давай, с Богом, Алексей.
- А кто они? — уже стоя на пороге, спросил мальчик.
- Ювенальщики, — слово прозвучало с плохо скрытой неприязнью. — Слышал?
Лесь кивнул и выскользнул за порог, услышав, как закрывающая за ним дверь Алина Геннадьевна говорит классу:
- Если кто-то будет спрашивать — у Ильина пошла кровь из носа, он пошёл в медкабинет, и его отпустили домой. О том, что я сейчас сделала — никому ни слова. От этого зависит судьба вашего одноклассника и друга. Вы это понимаете, я надеюсь? И родителям лучше тоже не говорить. И вообще никому… Ладно, продолжаем урок.
В холле никого не было, и Лесь, закинув рюкзак на плечо, быстро сбежал по лестнице на первый этаж. Застыл сбоку от двери, оглядывая холл: там у медкабинета стояли какие-то люди, видимо, те самые, которые пришли за ним. Три женщины с пухлыми папками в руках и двое мужчин, которых папа описал бы как 'громилы силового прикрытия', а мама бы тут же потребовала, чтобы он выбирал выражения и не подавал плохой пример сыну…
Лесь встряхнулся и строго велел себе о родителях сейчас не думать. Убедившись, что ювенальщики в его сторону не смотрят, он быстро юркнул в приоткрытую дверь спортзала. Там его поймал за плечи Антон Сергеевич, в прошлом — 'афганец', а теперь физрук. Невысокий, грузный, при ходьбе слегка припадающий на правую ногу, из которой, как все в школе знали, так с тех пор и не вынули осколок гранаты — маленький, но самый настоящий.
- Прилетел, орёл? Где они? — деловито спросил он, дожидаясь, пока мальчик восстановит дыхание.
- У медкабинета, — выдохнул Лесь. — Алина Ге… Геннадьевна им ска… сказала, что у меня… кровь из носа… пошла, — дыхание никак не хотело восстанавливаться.
- Понял. Ладно, пока они не разобрались, что это деза, меняй-ка ты, орёл, дислокацию, — Антон Сергеевич первым вышел из спортзала, а потом сделал знак выйти Лесю. Мальчик, никем не замеченный за грузной фигурой физрука, благополучно проскользнул к заднему, 'служебному' выходу из школы. Обычно им пользовались учителя, которые хотели на крыльце покурить.
- Ну, удачи, Алексей, — пожелал мальчику вслед Антон Сергеевич, а Лесь понёсся во весь дух через школьный стадион, разбрызгивая кедами воду в лужах. Промокнуть он не боялся. Он боялся не успеть.
… Дома он оказался так быстро, что даже удивился. Взлетел по лестнице на второй этаж, с третьей попытки попал ключом в замочную скважину — руки дрожали — и ввалился в квартиру, наступив себе на развязавшийся шнурок.
Квартира встретила его удивлённой тишиной. На секунду даже показалось, что всё, что случилось с ним в школе, — дурной сон, но Лесь решительно отогнал от себя эту мысль и захромал в комнату. Вытряхнул из рюкзака все вещи в ящик стола — тетрадки, учебники, пакеты из-под печенья или яблок, огрызки карандашей, мятые тетрадные листы, старые самостоятельные работы — и сел на стул, переводя дыхание.
Куда деваться? Что делать?
Первым делом Лесь велел себе успокоиться, как учил папа. Подышал немного глубоко и размеренно, заставил тело расслабиться. Пошёл на кухню, выпил воды прямо из чайника. Сколько у него есть времени? От школы до дома — десять минут. Он добежал за пять. Если у тех людей есть машина — то ехать им примерно столько же. Когда Лесь уходил — они ещё только стояли у медкабинета, значит врач вышла… Ну, даже если она вернулась в тот самый момент, как Лесь вышел из школы, ещё минут пять-десять у неё будут выяснять, где он. Либо она уже в курсе того, что сочинила про Леся Алина Геннадьевна, и тогда ювенальщики сразу направятся к нему домой, либо нет — и тогда они ещё будут ходить туда-сюда, выясняя, что да как. А может, Марина Алексеевна, врач, в курсе, но постарается их как-нибудь задержать?..
Ладно, берём самый плохой вариант. Она в курсе, но сразу же сказала, что отпустила Леся домой. Тогда пять минут разговора, пять минут на машине… хотя нет, всё-таки десять — им ещё дорогу искать, а проезд к дому Леся кривой. И подъезд вычислять. И этаж. Правда, этаж — это быстро. А квартиру они наверняка знают.
Итого, пятнадцать-двадцать минут. Из них пять Лесь сам добирался до дома и ещё уже минуты три сидит в квартире. Значит, осталось не больше десяти минут. Пора бежать, и бежать быстро.
Только куда?..
Впрочем, неважно, об этом можно будет думать уже на улице, в безопасности.
Лесь вернулся в комнату, достал из шкафа свитер, джинсы, футболку, носки, всё это запихнул в рюкзак, сверху — свой нож-выкидушку, потрёпанный атлас Москвы, с которым не расставался, пенал, чистую тетрадку и книжку. Подумал, подошёл к настенному шкафчику, где, как он знал, у мамы деньги лежали, и взял тысячу рублей. Бумажка была зелёная, красивая — раньше Лесь никогда не держал в руках банкноту больше ста.
Ладно, мама эти деньги оставила ему, чтобы он еду себе покупал. Вот именно для этого он её и берёт. Не в кино же он пойдёт и не мороженного закупит двадцать пачек!
Потом Лесь снова подошёл к шкафу, выдвинул ящик со своей одеждой и начал рыться в нём, как собака, ищущая некогда зарытую кость. Футболки вперемежку со спортивными брюками и носками полетели на пол. На дне ящика лежала самая главная ценность Леся: пистолет, из которого папа учил его стрелять. Лесь когда-то давал папе слово, что без спроса ни за что его возьмёт, но когда мама велела ему собирать вещи, чтобы ехать в Москву, Лесь не выдержал. А когда угрызения совести начали 'набирать обороты' — было уже поздно: Лесь сидел с мамой в вагоне поезда, и за окном бежали прочь, куда-то назад дома и поля. Поезд увозил Леся в Москву.
Причём кобуру Лесь оставил, положив её на место, словно макар лежит в ней. Малодушно подумал, что так, может, папа не сразу заметит… Поэтому теперь он проверил магазин — всё полнёхонько, память не подвела — и засунул пистолет поглубже в рюкзак, а после этого аккуратно сложил одежду обратно, словно ничего и не было.
Потом Лесь пошёл на кухню, достал из холодильника бутылку сока, полбатона колбасы, два огурца и пластмассовую банку со вчерашними макаронами, из хлебницы — хлеб, всё это сложил в сумку и засунул в изрядно распухший рюкзак, причём палка колбасы не влезла целиком и торчала сантиметров на пять из
