— Да, думаю, да, — ответила она нерешительно.
— Куда?
— Разные места… хочу сказать… за покупками.
— Но… в какой магазин?
— Откуда я знаю… улица де Постас, площадь Анхеля, ла Карьера.
— Пешком или поехала?
— Пешком… уже на месте я села в экипаж.
— Помнишь место… номер?
— Как, по-твоему, я могу его запомнить? Бог мой! Это бы просто экипаж, который проезжал мимо, — воскликнула нервно Лусия, она уже принялась горько рыдать.
— Если ты вспомнишь, мы ее найдем, — скажешь мне, я пойду осматривать один за другим, мы найдем ее на земле или на прилавке. Дадим объявление.
— Если я не вспомню! О Боже, оставь меня в покое, — восклицала она, так сильно была она расстроена, что я не стал приставать с вопросами и предпочел подождать, пока она придет в себя.
Мы провели беспокойную и бессонную ночь. Я слышал, как Лусия вздыхала и ворочалась, будто бы не могла заснуть. Я, между тем, размышлял, что можно сделать, чтобы найти розовую жемчужину.Поднялся я рано, уже в восемь звонил в дверь Гонзага Льоренте… Я слышал, что в особых случаях полиция легко устанавливает местонахождение потерянных или украденных вещей, я надеялся на то, что Гонзага, с его влиянием и связями в высоких кругах, поможет мне задействовать этот ресурс.
— Сеньор спит, но вы идите в кабинет, через десять минут ему принесут шоколад и спросят, не хочет ли он увидеть вас, — сказал слуга, увидев мою настойчивость и мое нетерпение.
Я согласился подождать. Слуга открыл деревянные двери кабинета, сразу он наполнился запахом масла и сигар. Я думал о том, как был бы я счастлив, если бы он провел меня прямо в его спальню!
Правда в том, что… как только первый луч солнца радостно коснулся окна, до того, как слуга сказал мне: «Устраивайтесь, пожалуйста», я увидел на краю голубого ковра и шкуры белого медведя, лежащей у ножек турецкого дивана жемчужину, розовую жемчужину!
Если бы с вами произошло что-то подобное, и вы спросили меня, что в таких случаях делать, я вам бы ответил страстно: «Возьмите шпагу или коллекции оружия, которая висит над диваном, и пронзите ею грудь спящего, чтобы он никогда не проснулся!» Вы знаете, что я сделал? Я взял жемчужину, положил ее в карман, вышел из этого дома, пошел к себе, встретил мою жену, она, в крайне растерянности смотрела на меня, я чуть не задушил ее. Тихим голосом я приказал ей надеть серьги. Я вытащил жемчужину из кармана, держа ее кончиками пальцев, сказал ей:
— Это та, которую ты потеряла? И как, быстро я ее нашел?
Определенно, то, что я потом совершил, было вызвано безумием или помрачением сознания. Я схватил ее маленькие уши, вырвал оттуда серьги и растоптал их. К счастью, я себя смог контролировать, потом я спустился вниз по лестнице, зашел в ближайшее кафе и заказал коньяк.
Что же, один раз я вернулся, чтобы повидать Лусию. Она шла под руку кем-то, это не был Гонзага. Кстати, я заметил, что мочка левого уха у нее была разорвана. Без сомнения, я сделал это нечаянно.
Сирена
Поистине невозможно описать усердие, с которым мышь ухаживала за мышатами. Она кормила их, чтобы они были упитанными и лоснились, чтобы были живыми и веселыми, чтобы они были такими радостными, и даже и их шкурка блестела на солнце, не желая, чтобы они разделили человеческую участь, щедро расточала своим отпрыскам моральные наставления, ясные и мудрые, дабы оградить их от ловушек и опасностей враждебного мира. «Будем мышами умными и рассудительными», — говорила мышь своим детям, видя, как внимательно они ее слушали и хмурились в знак одобрения.
Я же вам скажу по секрету, что мышата так вели себя, потому что еще не высовывали наружу голову из уютной норки, где они жили со своей матерью. У ствола дерева была нора, превосходные убежище, они укрывались в ней зимой, там было прохладно летом, она всегда чем-то сверху накрыта, так, что школьники даже и не подозревали, что в внутри живет целое семейство.
Несомненно, трое из выводка уже стали желать выйти наружу, они начали мечтать о прыжках, и беготне по зеленому лугу, который расстилался у ствола, там было множество разных цветов, над ним летала мошкара, бабочки, все кишело лягушками. «Мне бы хотелось попробовать спуститься вниз», — подумал мышонок, но вслух произнести это не отважился из-за страха перед своей матерью. Однажды, когда он все-таки высказал свое желание, его мать воскликнула, дрожа от страха: «Это не совсем не смешно! Если не хочешь меня расстроить, никогда не говори, как бы ты хотел выбежать на луг».
Но разве можно поверить в то, что запрет остановил мышонка? Все мы знаем, что запреты только вызывают желание их нарушить. Он не решился выбежать на луг, но проводил часы, взирая на желанное место. Какое это счастье — пробежаться среди ароматной и душистой травы! Как здорово купаться в росе, которая лежит на корнях ракит и ив!
Как замечательно охотиться на змеек и ящерок, которые извиваются среди листьев так, что их грациозные тела отливают на солнце металлом. Почему, почему же мышь-мать запретила столь невинные удовольствия?
Однажды, когда мать ушла, как обычно, чтобы искать своему потомству пропитание, мышонок высунулся через отверстие наружу, неожиданно он почувствовал, будто его ударило током, он увидел что по лугу идет волшебное создание. Это было нечто иное, как белая кошечка, белая, как снег, которая остановила на мышонке взгляд своих изумрудных глаз.
Мышонок замер, завороженный, зачарованный. Не видел он никогда ничего прекраснее этой белой кошечки. Как грациозно и плавно она двигалась, с какой непринужденностью, как лукаво она смотрела, каким девственно-белым был ее мех! Какими зелеными были ее глаза с золотыми искорками, которые воспламеняли сердце, заставляя его плавиться от желания!
Час, когда обычно возвращалась мать, наступил не скоро, мышонок отважился выйти из норки, чтобы приблизиться к прекрасной кошечке, его удерживали страх и привычка слушаться мать, и это останавливало его желание нарушить запрет, в конце концов, воодушевленный, он не смог удержаться от того, чтобы не рассказать матери о появлении прекрасной кошечки
— Как, ты видел этого монстра? — воскликнула мать.
— Как может быть монстром такое обворожительное создание! — вздохнул мышонок.
— Самый злобный, самый кровавый, самый отвратительный монстр из всех, кто живет на свете. Сынок, беги от нее, как от огня! Смотри, как уходит жизнь, отец твой умер его в ее когтях и мои слезы — это все она!
— Мама, — ответил мышонок, — я с трудом могу поверить в то, в чем ты убеждаешь меня. Вода, которая сверкает среди цветов на лугу, всегда чиста и прозрачна, в ней нет тех синих и зеленых оттенков, которыми сверкают ее прекрасные, сладкие глаза, из который струится таинственный свет.
Лепестки лилий и ландыши долин не так белоснежны, как ее кожа, которая мягче бархата и тоньше шелка. Как можешь ты видеть в таком прекрасном создании столь ужасного кровавого монстра?
Ах, мама, я думаю о ней с того момента, как увидел ее. Я не могу жить без нее. Раньше я был влюблен в луг, в небо, в деревья. Теперь все мне докучает, все меня отталкивает. Мама, избавь меня от этого зла, мне так грустно, будто моя жизнь подходит к концу.
Вы бы предположили, конечно, что бедная мышка сделала это, чтобы отвлечь свое дитя и успокоить его.
Чтобы он все-таки взялся за ум, она отвела его к своим родственникам, молодым, богатым и почтенным, которые жили, наслаждаясь, в амбаре, полном пшеничных зерен, но мышонок там, среди груды зерен в темном амбаре, смертельно скучал, ему не хватало зеленого луга, сверкающего под солнцем, и белой кошечки. Ведь несколько раз он уже видел, как она, легкой походкой, играючи, шла, устремив свой взгляд на вершины деревьев, мышонок чувствовал, как в нем снова пробуждается жизнь и душа словно летит, да, душа, ибо даже животных переполняет любовь, душа летит за этими колдовскими зелеными
