от которой он совершенно отрекся впоследствии. Все его дальнейшее поведение главным образом уже вращалось в сфере честолюбия и жажды деятельности, власти и славы. Идиллические представления о счастье народов, мире и свободе, с которыми революционеры начали свое великое дело, при общем восторге своих современников, быстро уступали натиску взбаломученного моря человеческих страстей. Новые, неожиданные силы, создающие и разрушающие, поднялись со дна разверзнувшейся бездны. И вот, даже верующие и мечтатели, среди новых властителей Франции, вооружились жестокостью и хитростью и были охвачены такою жаждой власти, которая не знала ни границ, ни жалости. Страсти разнуздались, и на поверхность выплывали низменные побуждения и жажда воспользоваться случаем, чтобы из этого всеобщего разгрома и борьбы страстей, извлечь для себя выгоды, почести и власть. Наполеон, у которого в самом начале, когда он еще находился под властью своих идеалов, такая картина должна была вызвать отвращение, смотрел на нее теперь с хладнокровием без пристрастного наблюдателя. Бессилие, в котором находилась тогда Франция, конечно, должно было внушить ему мысль, что Корсика может достигнуть независимости. Однако то, что прежде составляло предмет его самых великих надежд и желаний, теперь как-будто затушевалось. По крайней мере мысль об этом, которую он вскользь высказывает в письме к брату, не вызывает у него, как прежде, бурного стремления поскорее воспользоваться обстоятельствами.
В 1792 году монархическая Европа объявила войну революционной Франции. Сначала Наполеон мало интересовался войной. Он опять поехал в Аяччио и опять стал во главе тамошней милиции. В Корсике он прожил тогда около десяти месяцев и окончательно разошелся со своим прежним героем Паоли. Паоли не сочувствовал новой республиканской власти во Франции и симпатизировал Англии, с которой у Франции началась война. Наполеон не держал сторону конвента и даже послал своего брата Люсьена в Париж, чтобы изложить там обвинения против Паоли. Но громадное большинство корсиканцев было все же на стороне своего национального героя, и народное собрание в Аяччио объявило Наполеона изменником отечеству. Его мать едва спаслась бегством, а ее дом был разграблен и сожжен. Наполеон подозревал Паоли в желании искать поддержку у англичан и поэтому сделал попытку завладеть Аяччио, рассчитывая на помощь своей национальной милиции и французских солдат, бывших под его командой. «Без этой гавани остров не будет иметь никакого значения для враждебной державы», — говорит Наполеон, подразумевая под «враждебной державой — Англию». А про своего прежнего героя и его партию, он писал следующее: «Партия независимых, безусловно подчиняющаяся Паоли, невелика, но сильна благодаря своей связи с аристократами. Своей тактикой, то угрожающей, то ласковой, разрешающей грабить и поджигать, генералу удается увлекать за собой корсиканцев. Ведь надо принадлежать к какой-нибудь партии, и предпочтительно выбирается та, которая торжествует, грабит, разоряет и сжигает! В сомнительных случаях, всегда лучше
В таком настроении и с таким суждением о своих соотечественниках, Наполеон покинул Корсику. Период его корсиканского патриотизма кончился.
Устроив свою мать и семью вблизи Тулона, Наполеон вернулся в Париж. Там насту пило время террора. Старый порядок был уже разрушен, а новый приходилось созидать среди страшной борьбы. Другого пути не было. Чем сильнее были враги, чем ужаснее внутренняя смута, тем решительнее вынуждена была революция преследовать свои цели и тем теснее должна была связать их с национальной идеей. Сила и единение, победа и величие Франции — вот что лежало на пути нации, и чего она должна была достигнуть, пройдя чрез весь сумбур и ужас революционного времени.
И для Наполеона не оставалось другого выбора. Он должен был стать на сторону якобинцев, которых еще год тому назад он называл безумцами. Но ведь только они могли помочь ему отмстить за себя, вернуть свое имущество в Корсике или, по крайней мере, возместить потерянное. Кроме того, Наполеон нуждался теперь в убежище, после того как Корсика отвернулась от него, а Франция могла служить ему не только убежищем, но и открывала обширное поле для его честолюбия и энергии.
Благодаря всеобщему расстройству и без порядку, который господствовал везде, Наполеон мог рассчитывать на то, что новое французское правительство благосклонно отнесется к нему, так как помощь каждого лишнего человека в армии могла быть ему полезна. Это было время восстаний против конвента в разных местах Франции, и Наполеону тот час же пришлось участвовать в подавлении восстания в Провансе. Гражданская война, происходившая там, послужила для Наполеона поводом написать политический памфлет, под заглавием «Ужин в Бокере», представляющий защиту политики конвента и победившей в нем партии якобинцев. Как и прежние юношеские писания Наполеона, этот памфлет написан в форме диалогов. Два купца из Марселя, один из Рима, один фабрикант из Монпелье и один офицер сошлись за сто лом в гостинице и беседуют о злобе дня. Возможно, конечно, что в основу этого памфлета положен действительный случай. Но замечательны, главным образом, аргументы, которые выставляет офицер (т. е. сам Наполеон), чтобы доказать марсельцам, как неправильно они поступают, оказывая сопротивление конвенту. Несогласия, неопытность в военном деле, недостаток вооружения, в особенности артиллерии, и отсутствие энергии, — вот причины, которые, по мнению офицера, должны были бы заставить их подчиниться и положить оружие. Свои частные интересы они должны принести в жертву общественному благу. Истинный, верховный властитель нации находится там, где лежит ее центр, т. е. в недрах конвента!.. Такому содержанию памфлета соответствует и форма, и он уже носит на себе отпечаток будущего наполеоновского стиля и властного характера Цезаря.
Случай помог Наполеону вступить на тот путь, который привел его на высоту. Англичане завладели Тулоном, этой единственной военной гаванью на южном берегу Франции. Французская армия, под начальством Карто, осадила город, но, не имея в достаточном количестве орудий и снарядов, не могла довести дело до благополучного окончания. К тому же начальник артиллерии был тяжело ранен, и некому было заменить его. Как раз в это время подоспел Наполеон, возвращавшийся из Прованса в лагерь, находившийся в Ницце. Он привез с собой все, чего не хватало осаждавшим, орудия и снаряды и тотчас же был назначен заместителем раненого начальника артиллерии. Таким образом он получил возможность отличиться и сразу обратить на себя взоры Европы. С первых же дней он обнаружил те выдающиеся качества, которые заставляют видеть в нем прирожденного вождя на поле брани. Неутомимость, изумительная предусмотрительность, пылкая отвага и ничем непоколебимое хладнокровие Наполеона во время сражения сразу выдвинули его в первые ряды. Когда, наконец, Тулон был взят, то комиссары конвента тотчас же произвели 24-летнего Наполеона в бригадные генералы.
Когда впоследствии, на острове св. Елены, Наполеон описывал свои деяния, то он на чал свое повествование с Тулона. И это вполне понятно, потому что именно в Тулоне взошла его звезда, поднявшаяся так быстро и так изумительно высоко. Все, что было до Тулона, было уже погребено, а впереди для него открывалось широкое будущее, полное блеска и надежд, к которому устремлялась его честолюбивая, жаждущая славы душа.
Все отзывы о нем военноначальников после Тулона полны восхвалений. В армии все восхищались молодым героем. Дю-Телль писал военному министру: «У меня не хватает слов, чтобы изобразить тебе заслуги Буонапарте!»… А Дюгомье говорил о нем: «Если этому офицеру не будет выказана благодарность, то он сам себя выдвинет вперед!»…
Молодой генерал сблизился еще более с якобинцами после этого, в особенности с Робеспьером младшим, который был конвентским комиссаром. Тогда уже Наполеон твердо держался принципа — всегда быть на стороне силы, и, конечно, брат великого трибуна, достигшего в то время апогея власти, воплощал в себе эту силу. Кроме того, старший Робеспьер восхищал Наполеона своей непреклонной энергией, не отступавшей ни перед какими средствами для достижения и сохранения власти.
Младший Робеспьер, как это видно из его донесений брату, вначале доверял больше талантам Наполеона, нежели его образу мыслей. Он видел гарантию лишь в том, что Наполеон был изгнанником из своей родины и врагом Паоли. Однако Наполеон все же сумел войти к нему в доверие, за что, однако, он вскоре чуть-чуть не поплатился. Наполеон находился в то время в армии, действовавшей против австро- сардинского войска. Вместе с Робеспьером младшим он разработал план итальянской кампании, вторжения в Пьемонт и завоевания Италии. Окрыленный блестящими надеждами на военный успех и мечтая уже о роли главнокомандующего, Наполеон занялся подготовлением своего грандиозного плана, ездил для этого в Геную, и когда, казалось, все уже было готово, вдруг произошло событие, нанесшее удар всем его надеждам и даже подвергшее опасности его самого. Головы обоих Робеспьеров пали под ножом гильотины!
Девятое термидора отразилось всего сильнее на юге Франции, где вообще страсти пылали сильнее.
