ближайшее время.
Ответ Карчина его явно удивил.
— То есть? Вас же предупреждали! Что значит — наплевать? Вы где вообще? Что значит — далеко? А вы понимаете, что я имею право объявить вас в розыск?
Послушав, Шиваев положил трубку и сказал:
— Говорит: объявляйте. Ну, хам! Так, ладно. Пишем представление прокурору!
— А может, не надо? — вдруг спросил М. М.
— То есть?
М. М. и сам был удивлен. Шел решительно, намеревался настаивать и требовать, и вот вдруг жалко стало Карчина, который, судя по всему, уехал от неприятностей. Жалко, как и сына, как всех остальных, как этого следователя, которому, по сути, совершенно не нужен этот Карчин. Да и работа эта ему в тягость, догадался вдруг М. М., видно, что постоянно чем-то себя разогревает, подначивает, стимулирует. Да и как иначе жить в режиме скрытой оккупации, когда не знаешь, за что тебя похвалят, а за что поругают, когда запутался уже, что правильно, а что неправильно. Какие-то вот звезды сошлись над следователем, и он гневается на Карчина, в розыск собирается объявить, а сошлись бы иначе, оправдывал бы его, давил бы на М. М. — с одинаковым рвением. Трудно людям, трудно.
М. М., размышляя об этом, сам не заметил, как встал и вышел из кабинета, и уже брел по коридору, глядя в пол и напряженно хмурясь.
— Чего это с ним? — спросил Шиваев.
Виктор прикоснулся пальцами к виску.
— Да? После побоев?
— Вообще-то усугубилось.
— Тем более наказать надо негодяя!
— Да надо бы, — сказал Виктор, глядя на телефон, звук которого он выключил, а там высветился телефон Кристины. — Извините, мне пора.
— Ну, люди! — развел руками Шиваев. — Сами не знают, чего хотят! Ладно, идите.
Оставшись один, Шиваев некоторое время смотрел на лист бумаги, вспоминая, что он собирался сделать. С ним это бывало: что-то вроде ступора. И даже хуже, ранний маразм какой-то. Дома откроет холодильник, стоит и напрягается: зачем открыл? Закрывает, возвращается к телевизору, а там футбол, а футбол без пива он не смотрит, следовательно, ходил за пивом. Что удивительно — если бы не очень он хотел пива, то можно бы забыть, но ведь четко и ясно хотел именно пива, очень даже хотел, как же это можно, за несколько секунд пути к холодильнику забыть о том, чего так сильно желаешь?
Шиваев все-таки написал представление прокурору. А потом приказал привести Расима.
— Я о твоих и о ваших делах все знаю, — сказал он ему.
— Ваша работа такая, — согласился Расим. — А я вот ничего не знаю.
— Ехидничаешь?
— Нет. Просто интересно, за что сижу.
— Ты еще не сидишь, а задержан.
Шиваев был почти оскорблен. Один подследственный с подпиской о невыезде уезжает и не скрывает этого, другой хамит! Полное уже неуважение к закону у всех!
— Но сидеть ты будешь, — продолжил Шиваев. — Вопрос один: сколько. Аукцион — знаешь что такое?
— Конечно.
— Хорошо. Моя цена — три года.
— Вообще-то срок суд назначает. Разве нет?
Шиваев оставил этот новый хамский выпад без внимания.
— Три года! — отрубил он. — Теперь смотри. Каждый твой правильный ответ — год минус. Каждый неправильный — год плюс. Сыграем?
Расим не ответил, Шиваев начал игру.
— От налогов много денег скрываете?
— Совсем не скрываем.
— Ответ неправильный. Плюс год. Взятки давали за оформление фальшивых регистрации?
— Никому не давали.
— Ответ неправильный. Плюс еще год. Сколько ворованных машин с перебитыми номерами через вашу стоянку на продажу ушло?
— Ни одной.
— Ответ неправильный. Плюс еще год. Уже шесть.
— Вы что, до ста догнать хотите?
— А это от тебя зависит. Продолжаем игру.
19
Юрий Иванович и Ольга второй день вместе.
Они все время понемногу выпивают, как бы не давая себе опомниться. Накануне ночью договорились до того, что надо пожениться. А перед этим Карчин рассказал Ольге всю свою жизнь. Он уже рассказывал, но теперь сделал это по-другому. О том же самом, но другими словами. В том числе о событиях недавних, не коснувшись только одного: бумажных самолетиков. Словно побаивался этой темы.
Ему было с Ольгой удивительно. Он даже сказал:
— Мы с тобой будто в одном классе учились и за одной партой сидели, — погладил по щеке. — Дружочек Оля!
— Ну, я попозже училась, я младше все-таки. Но я тебя понимаю. Слушай, а как все-таки с детьми?
— Просто. Из твоих двое взрослые, ты им не нужна.
— Как это не нужна? Хотя...
— Возьмем твоего младшего, вот и все. Мой старший тоже взрослый, а младшего второй жене оставлю. Я им все равно не нужен. Буду обеспечивать, конечно. Хотя она не пропадет, найдет кого-нибудь.
— Красивая?
— Эффектная.
— То есть красивая?
— Говорю: эффектная. Большая разница.
— Вообще-то понимаю.
Юрию Ивановичу с Ольгой было легко, но не той холодной и безразличной легкостью, какая случалась с мимолетными женщинами, которые профессионально умеют, выражаясь современно, не напрягать, а легкостью иной, когда не нужно ничего из себя строить. И не хочется, и такая это женщина, что все равно поймет. Да и зачем? Если раньше Карчин воспринимал людей в ряду своих текущих проблем, то есть собственно как проблемы, в том числе и женщин, то теперь, к Ольге, это слово было абсолютно неприменимо. А еще удивительным было какое-то впадение в детство. Карчин, как верно догадалась Ольга, никого до этого толком не любивший и ни в кого даже не влюблявшийся, не знал, в чем, оказывается, одна из прелестей этого состояния: любовь — игра в детство, даже часто и не игра, а просто детское состояние. Детские слова, детские поглаживания. Вот Ольга, сама тонкая почти по-девичьи, крохотная, по сравнению с ним, называет его, большого, полного, солидного мужчину, не вчера разменявшего пятый десяток, «масенький мой» — и он уже не смущается, он сам в ответ шепчет что-то вроде: «деточек мой славный» или совсем нелепое « Олюшончик-лягушончик»...
— Слушай, а если все-таки Килька у тебя деньги взял? — вдруг спросила Ольга.
— Я уже сомневаться начал. Хотя, наверно, все-таки он. Ну что ж, поговорю с ним — теперь по- отцовски. С другой стороны, Олюшкин, начхать мне на эти деньги и вообще на все, не будем об этом. Пропал я для того мира.
— Не знаю, не знаю... Герана жалко...
— Любишь, что ли, до сих пор?
— Да нет. И не было вообще чего-то такого... Скорее такая... ну, интеллектуальная, что ли, связь.
— О как!
— А ты думал? Он писатель все-таки. И неплохой, мне кажется.
