Сославшись на духоту, Лужицкая решила выйти на воздух. Я последовал за ней. Странное необъяснимое чутьё сыщика... Я вышел за дамой из ресторации немедля и увидел, как человек, закутанный в плащ, схватил Лужицкую за горло. Завидев меня, незнакомец бросился бежать. Я бросился за ним. Моему примеру сразу же последовало двое городских жандармов, прибежавших мой зов, и злоумышленник был схвачен. Им оказался Алексей Боровиков.
— За что? - прошептала Лужицкая, держась за горло.
Боровиков промолчал, в его взгляде было отчаяние загнанного зверя.
— Завтра я отвечу на ваш вопрос, — произнёс я.
Я решил собрать всех подозреваемых у Лужицкой. Мне с трудом удалось добиться присутствия Алексея Боровикова, поступок которого ни у кого не находил объяснения. Как он мог убить свою невесту, будучи в это время в ресторации? И зачем он решился на такое злодейство? Если он не убивал невесту, зачем он покушался на жизнь Лужицкой? Может, она что-то заметила?
— Меня насторожила смерть Голованова, которая произошла в ту же ночь, — начал я, — кроме него никто не мог совершить убийство Сорокиной, у всех было алиби, кроме него.
— Постойте, а какой у него мотив? - спросила Шпёкен.
— Верно, у него не было личных мотивов убить Сорокину, — согласился я, — значит, Голованов совершил убийство по приказу того, кто обеспечил себе алиби. Убийство оказалось простым. Дома в Пятигорске одноэтажны, их окна расположены низко над землёй. Через невысокий забор легко перелезть. Ему сказали, что барышня ждёт свидания с возлюбленным и подбегает к окну при малейшем шорохе... Всё просто! Служанка отпущена, в доме нет никого... Ночная улица без свидетелей... Легко выстрелить в висок, выглянувшей из окна девушки, а потом перебросить пистолет в комнату через подоконник. Но убийца не знал, что ему остаётся жить недолго, он был отравлен медленно действующим ядом.
— Всё верно, — согласился полковник, — у Голованова были огромные карточные долги, дабы рассчитаться с ними, он мог убить кого угодно!
— Я не верю, что мой сын мог нанять Голованова! - заявил Боровиков уверенно. - Я не даю ему на содержание столь крупных сумм!
— Совершенно с вами согласен, — ответил я, — как нам известно, окно в комнате Сорокиной было закрыто...
— Постойте, вы говорили, что Голованов стрелял в открытое окно! - напомнил Степан Боровиков. - Мой сын не мог войти в её комнату и закрыть окно...
— Первой в комнату вошла госпожа Лужицкая, только у неё была возможность закрыть окно, чтобы создать иллюзию самоубийства, — я решил не томить гостей, — потом она положила пистолет, лежащий на полу, в мёртвую руку девушки.
— Что вы хотите этим сказать? - возмутилась дама. - Зачем мне убивать свою подопечную? Я лишаюсь содержания!
— Забытое убийство, — пояснил я, — вы убили своего опекуна, который хотел жениться, а вы были его единственной родственницей... В случае его женитьбы вы уже не могли рассчитывать на всё его состояние. На пикнике вам не составило труда подмешать яд им в питьё, который начал действовать через день.
— Почему вы решили, что это сделала именно я? - Лужицкая сохраняла спокойствие.
— Разбитые бокалы... Только вы, вернувшись ночью с прогулки, могли войти в гостиную, чтобы разбить бокалы, в которых не было яда... Если бы об этом стало известно, можно было бы легко догадаться, что влюблённые были отравлены на пикнике... Лишняя шумиха вам была ни к чему... Об алиби вы позаботились... Ссоры Ильинского с приятелями были вам особенно на руку...
— Они заперли гостиную! - перебила Лужицкая.
— У вас могли быть ключи от всех комнат... Допустим, доказать вашу вину в убийстве двадцатилетней давности невозможно, но недавнее убийство... Повторюсь, никто, кроме вас, не мог закрыть окно в комнате Сорокиной.
— А какой мотив убивать подопечную? - спросил Желков. — Прошу вас, поподробнее...
— Сорокина пригласила меня на вашу встречу с друзьями, — я обращался к Лужицкой, — Она хотела припугнуть вас, ведь вы откладывали её брак с Боровым, в случае которого вы переставали быть её опекуншей и лишались содержания. Однако возможное разоблачение настолько напугало вас, что вы решили пренебречь деньгами и избавиться от подопечной...
Гости молча с презрением смотрели на Лужицкую.
— Поспешу заметить, пистолет - не очень подходящий способ самоубийства для барышни, — добавил я, — вы могли отравить её, но испугались, что внезапная необъяснимая смерть молодой девушки вызовет подозрение... Вы хотели быть уверенными, что каждый сочтёт смерть Сорокиной самоубийством. Яд мог добавить любой гость, но застрелить её в закрытой комнате - невозможно.
— Вы правы, — нарушил молчание Алексей Боровиков, — вчера я вскрыл конверт, который передала мне Валенька. Она просила вскрыть его спустя три дня после своих похорон. Тогда я не принял её слова всерьёз. Она пишет, что однажды на балу к ней подошла незнакомая дама и предупредила, чтобы Валенька не доверяла своей опекунше. Она рассказала, что видела, как на пикнике она что-то подмешала в вино Ильинского. Тогда дама не предала этому значения, а на следующий день уехала в Италию. О смерти Ильинского и Куликовой она узнала спустя несколько лет... Я понимал, что этому письму никто не поверит всерьёз... От отчаяния я решил сам свершить правосудие, но всё получилось спонтанно, я только навлёк подозрения на себя...
— Вы ничего не докажете, — усмехнулась Лужицкая.
— Я нашёл людей, которые видели, что окно было открыто, — сказал я.
— Ну и что с того, что я закрыла окно? - усмехнулась она.
— Возможно, мои слова неубедительны, — согласился я, — но их вполне достаточно, чтобы убедить светское общество. Отныне вы не будете приняты ни в одном доме...
— Вы правы, - согласился Алексей Боровиков, — смерть будем слишком мягким наказанием, наказание презрением - страшнее.
Его лицо было страшным от сдерживаемой злобы. Лужицкая промолчала. Гости молча удалились, оставив нас наедине.
— Откуда вы узнали про открытое окно? - спросила она.
— Это мой секрет, — я усмехнулся, — главное, что моих доводов будет достаточно, чтобы добиться церковного отпевания Ильинского и Куликовой - они не были самоубийцами.
Про окно мне подсказала Аликс. Она видела Сорокину перед смертью, стоявшей у раскрытого окна, закрыть которое, дабы ни у кого не возникло мысли о возможности выстрела с улицы, могла только Лужицкая.
Сегодня утром я снова поднялась к Эоловой Арфе. Рассвет ещё только начинался, мягкий свет уже окутал долину Горячих Вод, но лучи солнца ещё не показались из-за гор и деревьев. Приятная мелодия ветра очень напоминала мне игру на флейте. Я понимала, что моя догадка может оказаться ошибочной, но решила не сдаваться.
На полу беседки у колонны я увидела сидящую девушку в белых развевающихся на ветру одеждах. Она наигрывала на флейте мелодию ветра, которую могла услышать только я. Увидев меня, девушка прервала игру.
