контейнеров с сигаретами.
К убийству Камала Салахетдинова перешли внезапно:
«— …Я только ступил на тротуар — и сразу трата-та… Камала с ходу в решето… Лежу. Еще очередь над головой! Чувствую, водила меня сзади тянет…»
На пленке послышались голоса приближающихся девиц. Разговор прекратился…
Оперативники сразу обрели интерес.
—Сейчас… — сказал начальник ИВС, — самое интересное!
На фоне женских голосов был слышен вопрос:
«— Отари еще в Москве?
— Он отбыл сразу. Я не видел его. Думаю, он в Израиле.
— Он знает обо всем?»
Речь шла об аудиокассете, про которую мне рассказал Джамшит: разговор О'Брайена с киллером.
Ответ мы не услышали.
Пьяные голоса женщин прозвучали близко и громко:
«—Будто у нее мыши в руках трахаются!
—Все! Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу…»
Оперативники засмеялись.
Запись кончилась.
Мы продолжили разговор с Николаевым вдвоем.
— Мне нужен Пастор…
— У нас он проходит как Виннер. Немец. Впрочем, какой он немец! Наш российский мошенник. Дважды судим. Со связями. В основном сексуальными. Полный извращенец. Ну, вы слышали! Мы его прихватили в микроавтобусе, набитом крадеными сигаретами. Задокументировали…
— Будешь задерживать?
— Основания есть.
Мой преемник прошелся по кабинету. Юркий, невысокий мужик, таежный охотник. С началом охотничьего сезона он всеми правдами-неправдами отпрашивался на несколько дней. Уезжал на Алтай. Потом возвращался, пахал месяцами без выходных.
—Как соучастник, запросто может пойти по делу…
Я обдумал ситуацию, пока слушал запись разговора, сделанную в бане.
—Дай мне побыть с ним в камере!
Я предвидел его первую реакцию. Предвидя неизбежные возражения, поднял руку:
— Знаю: приказ! Голову оторвут! Во всем мире офицеров полиции используют как агентов! Ты меня знаешь. Я лишнего не позволю. Но поговорю как профессионал с полной выкладкой…
— Выгонят в двадцать четыре часа!
— Я сяду в пятницу вечером. В воскресенье уйду. Оформим туфту. Кормежку не выпишем. Об одежде не беспокойся: я приеду в ней. Никто не узнает…
Николаев посмотрел на меня с любопытством, как в те времена, когда был опером, а я — его наставником…
Когда я вернулся к себе, в банке уже было полно слухов о гибели Камала Салахетдинова. Обстоятельств никто точно не знал. Ссылались на анонимный звонок из-за рубежа…
На второй день хлынул обильный поток информации.
О разборке русской мафии в Кельне сообщили все крупные немецкие газеты, а в «Кельнише рундшау» были помещены даже вполне различимые снимки убитого.
Камал не был увезен, похищен.
С ним вместе покинул город Клодт российский гражданин К.М. Виннер, известный в кругах, близких к российско-немецкой мафии, под кличкой Пастор. Все было так, как на магнитной записи Пастор поведал своему собеседнику.
По данным, полученным детективами «Лайнса», Пастор был представлен Камалу в качестве посредника братвы в Кельне… Может, Пастор убедил Камала в том, что именно в тихой Швейцарии его поджидает опасность… В Кельне следы обоих пассажиров прослеживались частными детективами не очень четко. В тот злополучный вечер они втроем приехали в небольшой ресторан, который полиция давно уже держала под наблюдением. Всю группу к месту действия доставил джип. По предположению корреспондента газеты, у Салахетдинова возникли споры со стороной, получившей в последнее время большой валютный кредит в банке «Независимость». Представителям сторон была назначена в ресторане встреча с проживающим в ФРГ известным в ор о м в з а к о н е, разбиравшим споры российской мафии. Однако у входа в ресторан Камала Салахетдинова уже ждали двое киллеров, которые без предупреждения открыли огонь из автоматического оружия. Человек, ждавший Камала и его спутников внутри ресторана, исчез с первыми звуками выстрелов. Немецкая полиция полагала, что именно его обезглавленный труп она обнаружила через неделю в чемодане, оставленном недалеко от обочины скоростной четырехполосной магистрали… В полуста километрах от этого места был оставлен и джип. Машина оказалась украденной в Бельгии. Труп Камала Салахетдинова прибыл на родину через день.
Среди присутствующих, подметавших пол длинными, до земли, кожаными пальто, были и те, кто организовал убийство.
Я видел Окуня, Ваху, Ургина. Пастор, по счастью, не появился…
О'Брайен приехал в окружении профессиональных боевиков-наемников, воевавших всегда на стороне тех, кто мог платить.
Многих бизнесменов сопровождали боевики из личной охраны, откровенные преступники, по которым плакала зона…
Очередная громада металла, напичканная электроникой и людьми, с грохотом взмыла в небо. Валил снег.
Расслабляться было нельзя…
Я поймал на себе мимолетный взгляд одного из обернувшихся кавказцев. Это был телохранитель, периодически появлявшийся то в обществе О'Брайена, то Ламма, заказывавший как-то в «Бизнес-клубе» за соседним столиком бугламу с ткемали.
Мулла, склонившись, что-то шепнул ему на ухо.
Боевик меланхолично жевал…
В пятницу вечером я был на Павелецком. Мы еще раз обговорили все детали задуманной мной комбинации.
«А что делать?..»
Лукашова, Джамшит, даже криминальный Камал Салахетдинов при жизни действовали в соответствии с условиями, сложившимися на нашем рынке бизнеса. Мы не стреляли, не рекламировали акции, разорившие пол-России. Не обокрали людей, доверивших нам свои сбережения. Банк «Независимость» был обороняющейся стороной. Агрессивной была сторона О'Брайена.
Закон не мог нам помочь.
Российское правосудие шевелилось, когда к нему в клетку бросали хищника обессиленного, в железе, с перебитым хребтом… Юстиции тогда оставалось только поднять лапу и в соответствии с буквой закона, убедившись, что самой ей ничего не грозит, благословить мучение.
Мы не могли ждать, когда О'Брайена, Окуня, Ваху и Пастора, а заодно и Ламма — всю их бригаду — добрые смелые дяди из РУОПа на носилках внесут в зал суда.
Борьбу за свое выживание приходилось вести самостоятельно и иногда при рискованных обстоятельствах…
Мы спустились на два лестничных марша вниз, открыли дверь «Посторонним вход запрещен». Я был в черной тройке и белой сорочке и чувствовал себя статистом на маскараде. Меня тщательно обыскали. Карманы вывернули, проверили все швы. Помощник дежурного, крутобедрая деваха в сержантских погонах с сардельками вместо ног, придержала наружную дверь, когда меня проводили в И ВС. Вторую дверь прикрыл маленький милиционер в бронежилете с автоматом и детективом за поясом. Это была та же смена, которую я видел, когда, уходя от слежки, приехал на вокзал. Оба — деваха и милиционер — делали вид, что видят меня впервые.
