И снова лишь черезъ мгновеніе, едва слышный замирающій голосъ Саиды отв?тилъ:
— Цв?ты.
— Покажи мн? ихъ, вымолвилъ калифъ и дернулъ за фартукъ.
Края его выпали изъ омертв?лыхъ рукъ Саиды, и изъ фартука, при блеск? луны, посыпались на дорожку чудныя и пышныя розы вс?хъ цв?товъ.
Калифъ вскрикнулъ, бросился, обнялъ дочь, и ни слова не говоря, повелъ ее въ Альказаръ. Зд?сь, приведя къ себ?, онъ всячески ласкалъ ее и, наконецъ, сталъ умолять простить его за подозр?ніе.
Саида оставалась смертельно бл?дна, трепещущая, едва живая.
— Что же съ тобой? спрашивалъ калифъ. — Неужели я такъ испугалъ тебя? Виновенъ во всемъ клеветникъ, обвинившій тебя въ преступленіи самомъ ужасномъ. Онъ сказалъ мн?, что ты тайно, всякій день, носишь хл?бъ пл?ннику-христіанину. А у тебя бывали цв?ты.
— Н?тъ, родитель! воскликнула въ ужас? Саида, ломая руки, и страцшая, какъ сама смерть. — Н?тъ, въ фартук? моемъ былъ хл?бъ, а не цв?ты. Я всякій день носила туда пищу, чтобы спасти отъ смерти рыцаря. И въ этотъ разъ я тоже несла хл?бъ…
— Но какъ же оказались вм?сто хл?ба цв?ты? изумился калифъ.
— Этого я не знаю. Понять этого нельзя! А тотъ, кто пойметъ, долженъ умереть. Ахъ, какъ желаю я это понять.
— Стало быть, это чудо?!
— Да… И чудо не Аллаха, а чудо Бога христіанскаго. А мн? надо умереть…
— Не кощунствуй, дочь милая. Только Аллахъ правов?рныхъ мусульманъ можетъ твордть чудеса на земл?.
— Стало быть Аллахъ заступился за меня и пл?нника-христіанина, хот?лъ спасти насъ отъ гн?ва калифа.
— Н?тъ, дочь… Аллахъ не можетъ простить твой гр?хъ, твою помощь гяуру, собак?, христіанину.
— В?рю я въ это, отецъ, и спрашиваю: Кто же обратилъ въ единый мигъ пищу и хл?бъ въ цв?ты?..
— Не знаю… Не понимаю…
— Я начинаю понимать и чувствую, что должна умереть.
И Саида лишилась чувствъ, долго лежала безгласная, безжизненная…
Три дня никто изъ правов?рныхъ не видалъ повелителя; калифъ сид?лъ одинъ, удрученный, задумчивый, терзался въ борьб? съ самимъ собою. Духъ сомн?нія овлад?лъ имъ и мучилъ его…
Наконецъ, на третьи сутки, уже въ ночь, изъ Альказара вышелъ простой мавръ, судя по его скромной одежд?. Онъ прошелъ садъ, обошелъ казематъ и, отворивъ своимъ ключемъ тяжелый затворъ главныхъ воротъ, скрылся подъ темными сводами тюрьмы.
Но чрезъ н?сколько мгновеній два челов?ка снова вышли изъ этихъ воротъ: мавръ и узникъ- рыцарь.
— Иди вотъ въ этотъ домикъ, сказалъ мавръ — тамъ найдешь ты нашу одежду… За ночь выходи изъ города… Ступай на родину. Да сохранитъ тебя въ пути твой Богъ. И да проститъ мн? Аллахъ и Магометъ мой страшный гр?хъ предъ запов?дью Корана.
— Благодарю тебя, добрый челов?къ! воскликнулъ кастильскій рыцарь. — Но если узнается твое доброе д?ло, ты погибнешь. Калифъ тебя казнитъ.
— Н?тъ. Калифъ самъ себя теперь казнитъ. То, что теперь въ душ? его, хуже смерти! Узнай! Самъ Абенъ-Серрахъ съ тобою говоритъ…
V
Въ столиц? Кастильскихъ королей было шумно. Былъ канунъ празднества дня Св. Духа, готовились всякія процессіи и крестные ходы, посл? которыхъ долженъ былъ произойти рыцарскій турниръ.
Но особое оживленіе въ столиц? было по поводу неожиданнаго радостнаго происшествія. Любимый племянникъ короля, рыцарь Алонзо, пропадавшій безсд?дно, возвратился въ отечество живъ и невредимъ изъ мавританскаго пл?на. Родственники давно считали его погибшимъ, или убитымъ, или замученнымъ Маврами, давно оплакивали и молились о душ?. его. Но бол?е вс?хъ оплакивала рыцаря его нев?ста, прекрасная Изабелла.
Алонзо рыцарь, явившись на родину, не объяснилъ никому ни словомъ, какимъ образомъ спасся онъ изъ рукъ враговъ. Только одному королю, дяд? Гонзало, пов?далъ онъ все, что съ нимъ приключилось, какъ погибли другіе пл?нные и какъ уц?л?лъ онъ, и наконецъ благодаря заступничеству дочери калифа былъ имъ самимъ выпущенъ на свободу.
На предложеніе короля Гонзало назначить день празднества его брака, рыцарь признался въ тяжкомъ гр?х?. Онъ полюбилъ вс?мъ сердцемъ и вс?мъ разумомъ мусульманку. Ту, которой былъ обязанъ жизнью. Сердце его осталось тамъ, въ калифат?… Поэтому Алонзо считалъ еще бол?е гр?ховнымъ д?ломъ наложить на себя узы таинства брака.
Съ первыхъ же дней своего появленія на родин? рыцарь сталъ вести себя загадочно для вс?хъ. Онъ не согласился участвовать въ турнир?, сталъ удаляться вообще отъ родныхъ и друзей и былъ занятъ однимъ д?ломъ.
Онъ разыскивалъ въ столиц? и въ окрестностяхъ вс?хъ мавровъ, которые, когда-либо взятые въ пл?нъ, были рабами у разныхъ рыцарей. Найдя таковыхъ, рыцарь покупалъ ихъ себ? въ рабы, но зат?мъ они исчезали безсл?дно. И никто не зналъ, что онъ давалъ имъ возможность возвратиться на ихъ родину.
Въ Кастильской столиц? были тоже въ заключеніи пл?нники мавры. Ихъ не обрекали на смерть, но содержали жестоко, такъ что около половины изъ нихъ умирало. Рыцарь сталъ часто нав?щать казематъ, въ которомъ они были заключены, и облегчалъ ихъ участь.
Наконецъ, однажды Алонзо явился къ королю и попросилъ разр?шенія поступить монахомъ въ монастырь, а пока удалиться въ какую-нибудь глушь, чтобы приготовить себя совершенно къ монашескому сану. Онъ считалъ себя какъ бы заживо умершимъ.
Вс? удивились нам?ренію храбраго рыцаря удалиться отъ св?та. Только онъ одинъ зналъ, что если душа какъ бы отлет?ла отъ него, то она витаетъ тамъ, въ столиц? калифата. Она только и жива т?мъ прекраснымъ образомъ, что въ эти дни находится въ Альказар?.
Съ разр?шенія дяди короля, Алонзо покинулъ столицу, и вс? думали, что онъ отправился въ пустыню или въ монасттырь. Въ д?йствительности рыцарь отправился тою же дорогой, которою явился въ столицу. Переод?тый простымъ поселяниномъ, онъ п?шкомъ достигъ границы мавританскихъ пред?ловъ. Зд?сь онъ остался н?сколько времени, старательно изучая арабскій языкъ.
Между т?мъ во всей столиц? калифата, такъ же какъ въ самомъ Альказар?, было мертвенно тихо. Вс? ходили печальные и угрюмые.
Давно уже народъ ни разу не видалъ въ лицо своего повелителя. Калифъ совершенно не показывался изъ своега дворца никому.
Причиной всеобщаго унынія была бол?знь любимой дочери калифа.
Съ того самаго дня, что Саида повстр?чалась съ отцомъ въ саду, а пища, которую несла она милому пл?ннику-христіанину, мгновеннымъ чудомъ обратилась въ цв?ты, молодая мавританка изм?нилась совершенно. Печально смущенное настроеніе ея перешло въ недомоганіе и, наконецъ, она забол?ла и лежала день и ночь.
Встревоженный калифъ созвалъ вс?хъ врачей, какіе были въ калифат?, но никто помочь не могъ. Бол?знь Саиды не поддавалась ничышъ усиліямъ и никакимъ средствамъ. Эту бол?знь врачи даже и назвать не могли. Дочь калифа сгорала какъ отъ огня и таяла.
Прошло н?сколько времени и уже не оставалось никакого сомн?нія, что Саида должна покинуть земной міръ. Теперь только Абенъ-Серрахъ понялъ, до какой степени любилъ свою дочь. Потеря ея представлялась ему горшею, нежели потеря всемогущества, власти и вс?хъ богатствъ Мавританіи. Горе калифа дошло до такого пред?ла, которому трудно было бы дать имя.
