— Не выходи... Пожалуйста... Не бросай нас... Мы же умрем без тебя...
Это закончилось так же внезапно, как началось. Паша сидел, слушал, как они всхлипывают, все тише, реже, тише и реже, и бубен тоже стихал, и растворялся в дали, и с ним угасала молитва, и дети уже не садились у входа и не шептались, а только топтались вокруг и хихикали, потом звук шагов стал стихать, они удалялись, и вот, наконец, их почти уже не было слышно. Стук бубна постепенно ушел, а с ним молитва и бормотание, вдалеке, наконец, хихикнуло в последний раз, все стихло, теперь уже насовсем, и снова пришла ужасная, жуткая, тяжелая, вязкая тишина.
Паша сидел так долго, боясь шевельнуться, он думал, что если сейчас как-то неловко разбудит девочек, то произойдет что-то уже совершенно ужасное, им нужно спать, пусть так сидят, в обнимку, вон, щеки совершенно сухие, а лица спокойные, и можно подумать, будто они сидят в креслах, и дремлют — в автобусе, в самолете, неважно — все буднично и спокойно, и через час просыпаться, потому что уже пора, еще идти целый день, а дорога тяжелая, к вечеру они устанут, и хорошо бы — не опоздать на автобус.
Паша подумал про автобус и ему странным образом стало легче. Он осторожно разложил девочек по своим местам, и они лежали теперь так уютно, спокойно, что у Паши в голове промелькнула мысль — все это бред, бред, дурной сон, и не было ничего, ни бубна, ни шепота, ни молитвы, ни хриплого унылого бормотания, ни смеха, не было никакого хихиканья, и никто не сидел у порога, не трогал полог палатки, никто, опять, не шептался и не подслушивал. Пашу вдруг охватила какая-то странная смесь ужаса и неловкости (как будто он сам во всем этом был виноват), он наклонился, расстегнул молнию, и прыжком выскочил из палатки.
На востоке небо уже ярко синело. Солнце должно было взойти в самое ближайшее время. Был самый холодный предрассветный час, и Паша почувствовал это в мгновение — весь покрылся мурашками, и даже дыхание перехватило.
— Ни фига себе... — прошептал Паша и потер руки. — Без палатки я бы тут сдох, сто процентов... — Он принялся прыгать. — А ведь лето только закончилось... Горы...
Затем, преодолевая какую-то идиотскую слабость, он прошелся вокруг палатки. Так и есть. Никаких следов.
— Откуда им взяться, — бормотал Паша, внимательно смотря под ноги. — Откуда им взяться... Сволочи... Зря я не вышел и не начистил им всем пятаки... Не посмотрел бы, что дети...
Паша слонялся вокруг палатки, пока солнце не показалось из-за далекого кряжа и холодные утренние лучи не растеклись по Долине. Дальше тянуть было некуда. Паша сцепил челюсти и, как в омут, нырнул в палатку. Стараясь не смотреть вообще никуда, он принялся тормошить девушек.
— Народ! — заорал Паша в пространство. — Хватит спать! Надо вставать! Подниматься, але! Ну! Нам идти целый день! На автобус ведь опоздаем!
— Ну хватит, отстань... — Первой проснулась Лена. Она вытащила руки из мешка и, не открывая глаз, стала сладко потягиваться, — так мило и сладко, как будто проспала целую ночь в уютной постели в уютном домике. — Вот он дался тебе, этот автобус... — Она открыла глаза, привстала на локте, посмотрела на Пашу и улыбнулась. — Маринка! Вставай, дохлая соня! — Она перекатилась к Марине и тоже стала ее расталкивать. — Вставай, а то Пашище мне тут уже все мозги за это самое, со своим автобусом...
— Ну-у... — Марина тоже стала потягиваться и сладко сопеть. — Ну что такое... Какой такой автобус- мавтобус... Я так обалденно сплю, а вы меня будите... Ну-у... Давайте еще полежим... Пять минут... — Она потянулась еще раз, открыла глаза, приподнялась на локте, посмотрела на Пашу, на Лену, улыбнулась. — Вот запытал ты со своим автобусом, Пашенька. Ну опоздаем, ну и хрен с ним. Будем теперь из-за этого твоего автобуса бежать целый день.
— В горах нужно бродить и наслаждаться пейзажем. — Лена выбралась из мешка и, оттолкнув Пашу, полезла вон из палатки. — А не бегать за каким-то автобусом.
— Давайте быстренько собираться и двигать. — Паша смотрел куда угодно, только бы не на них. Он вытолкал Марину на холод и стал сворачивать спальники. Руки у него дрожали.
— Ты видела, Ленка? — возмущалась Марина на улице. — Нет, ты видела! Видела, как он меня выпихнул! И это после того, что я для него!.. Мы для него, а он!..
— Да он хам вообще просто. Нет, все-таки пора, пора ему вставить!
— Со страшной силой...
Паша уложил вещи, и, если бы не проклятый автобус, возился бы еще полчаса, укладывая все каким- нибудь невероятно тщательным образом. Но нужно было спешить, и пришлось вылезать из палатки, и строить обычную рожу. Паша выполз в утренний холод, и убежал на другой конец палатки, и сказал в сторону:
— Держите там за веревочку.
— За какую, за эту вот, что ли? Тут их клубок...
— Вот за эту, дура...
— Хватит ругаться там! — вдруг заорал Паша и выпрямился. — Еще раз услышу, вставлю! Перестаньте ругаться, вообще! Чтобы я больше не слышал!
Лена с Мариной переглянулись.
— Пашенька! Ты плохо выспался?
— Да.
— Да? — Марина встопорщила брови. — Почему? Я выспалась просто обалденно как.
— И я тоже! — подхватила Лена. — Я уже давно так сладко не высыпалась! Надо будет еще раз как- нибудь здесь остаться. Правда, ужасно холодно, — она подпрыгнула и потерла руки, — но в палатке нормально!
— Ой Пашенька! Наврал ты нам все про своих мертвых норвегов с разрывами сердца.
— И про москвичей дохлых наврал, — засмеялась Лена, — и мало ли что там еще!
— Это он специально, чтобы нас напугать! Мальчишка-врунишка!
— Мальчишка-врунишка!
— Хватит паясничать! — огрызнулся Паша, смотря под ноги. — Собираем палатку и сматываем. Там внизу, — Паша махнул рукой, — ручеек, наберем воды и сделаем чай, на день. А отсюда уходим.
— А мне здесь нравится! — закричала Марина. — Не хочу я отсюда уходить! Давайте здесь погуляем!
— Давайте, до полудня хотя бы! — подхватила Лена и еще раз подпрыгнула. — Здесь так здорово, просто супер какой-то!
— Нет, — прохрипел Паша. — Собираем палатку, и сваливаем, сейчас же.
— Паша! — Марина перестала смеяться и подбежала к Паше. — Брось ты эту веревку! Ты ее уже полчаса в закрытый карман тыкаешь. Что с тобой? Ты что такой вздернутый! Па-ша! — Марина схватила его за руки, потом обняла и прильнула холодной щекой. Паша замер как каменный, и смотрел в пространство.
— Кто тебя укусил, Паша? — подбежала Лена и уткнулась в другую щеку. — Ну ты что?.. Тебя что, бревном по голове трахнули?..
— Я не выспался. — Паша стоял, вытянув руки по швам, смотрел в точку на горизонте и боялся пошевелиться.
— Ну ты что?! Даже не обнимет нас, гадкий!
Паша аккуратно освободился, присел и стал абы как запихивать палатку в чехол. Лена с Мариной переглянулись, присели, отобрали у Паши палатку и стали запихивать сами.
— Ну мы слушаем.
— Мы слушаем.
— Я не выспался, — повторил Паша в пространство.
— И кто тебе спать мешал? Духи?
— Ну типа.
Лена с Мариной переглянулись, заулыбались.
— Ну мы слушаем!
— А что тут рассказывать. Вы уснули. Я лежу. Вдруг звуки. Кто-то долбит в бубен и молится. Молится и долбит. Уснуть невозможно.
