Литр Иваныч и Мотылёк

— Ну, нормально, — обрадовался Литр Иваныч. – Нормально едем. На Киев. Как и надо было. Это она шуткует с тобой, хохлушка. Сейчас я ей! Я их знаю, этих толстожопых.

— Нет, Яковлевич, не шуткует. Смотри. — Сергей протянул грязный обрывок газеты. – Я из мусорки вытащил.

— Тысяча девятьсот девяносто девятый, — потерянно вычитал Литр Иваныч, – сентябрь. Снова здорово, Мотылек. — Литр Иваныч опустился на полку. – Что-то мне это начинает надоедать. Что-то я начинаю злиться. Что-то мне хочется кому-то морду набить. Кто-то ведь в этом виноват!?

— Кто-то? — переспросил Сергей.

— А что? Мы?

— Да ты не понимаешь! Мы же умерли!! А это! – Сергей стукнул кулаком по столу, — чистилище!! Проверяют нас. На вшивость. Провокации устраивают.

— Зачем?

— Я знаю, зачем!? Потом на суд поведут. Все грехи припомнят.

— Не ори. И так башка болит. Где ж мы с тобой умереть успели?

— Не знаю, — пожал плечами Сергей. – Может мадерой отравились?

— Мадерой я в жисть не отравлюсь.

— А пельменями?

— Этих пельменей до нас… Пятнадцать чанов сожрали. И никто у порога дохлый не валялся. Я, по крайней мере, не заметил. Может чачей? – подозрительно сказал Литр Иваныч.

— Точно! Чачей!!

— Нет. Я не могу спиртным отравиться, — сказал убежденно Литр Иваныч. — И про пиво мне тоже не говори. Мне от него только живительных сил прибавляется.

— Как бы то ни было…

— Вчера налили, — сказал веско Литр Иваныч. – Как бы то ни было. Значит и сегодня нальют. Надо только,— он поводил перед собой руками, изображая нечто.

— Что?

— Да ничего. Как будто ничего, — ответил Литр Иваныч. – Как будто ничего не происходит. Ни-че-го- шень-ки. Виду не показывать. Всё нормаль-нень-ко, — сказал он по слогам. — Глянь, кажись, тормозит. Точно, тормозит. Станция. Может, выйдем?

— Насовсем?

— Не-е-т. Что ты! Насовсем не будем. Посмотрим на обстановку. Разведка боем. Нам от поезда отставать нельзя. Понимаешь?

— Понимаешь, — серьезно сказал Сергей.

— Только вот что. Я пойду. А ты тут.

— Давай уж вместе.

— Нет! – отрезал Литр Иваныч. – Если что… В общем, — подмигнул он, — считайте меня коммунистом.

Поезд простоял всего пару минут и, дернувшись, медленно тронулся. Мимо потянулось серое здание станции, киоски с привокзальной снедью, встречающие—провожающие… Состав набирал ход. Сергей выглянул в коридор, потом прильнул к окну, заглядывая назад.

— Добрый денечек вам, — в купе зашла ухоженная полная женщина. – Соседями будем. Вы до конца?

Сергей озадаченно кивнул.

Женщина поставила пакет на полку, уселась, и весело сказала:

— Ну, давайте знакомиться.

— Вы не видели, мужчина такой…

В дверях купе появился запыхавшийся Литр Иваныч.

— Ты где был!? – вскинулся Сергей. – Я уж тут…!

—Пойдем, — зло сказал Литр Иваныч. – Пойдем-пойдем, сукота.

И потащил Сергея за рукав.

— Вот! — показал он в тамбуре распухший и начинающий синеть указательный палец.

— Что!?

— Палец прищемил. Вот что! Нет, Мотылек, ни хрена мы не умерли. Болит, сука, дико. Я чуть не описался.

— Это фантомные боли.

— Хочешь, я тебе сейчас палец в дверях зажму? – зловеще спросил Литр Иваныч. — И проверим.

— Нет!

— Тогда заткнись про свой загробный мир. Понял!? А вот это вот, видишь!

— Что это? – спросил Сергей.

— Читай. Тут видно всё. Хоть и не по-русски.

— Ну, в общем. – Сергей повертел в руках купюру. – Уван доллар. Один доллар. Откуда, Яковлевич?

— «Откуда». Оттуда! Какой-то хмырь болотный. С чемоданом. В соседний вагон садился. Поезд уж трогается, он заметался, деятель: «Помогите, мужчина». Закинули на ходу, сами еле запрыгнуть успели. Так, сука эта помойная... Сунул мне в карман американскую валюту. Мне!? 60 сраных копеек![12] Я, как человек, а он мне? как лакею?! Говно куриное!

— Так теперь чаю купим!

— Хер тебе чаю! – Яковлевич сунул Сергею под нос энергичную фигу. — Чаю, блядь!! Думал, людям помогу, а будто в душу наплевали. Да еще за американские доллары. Я его сейчас пойду! найду!! и — в харю!

—Заметут. Иностранец, наверно.

—Да, одет не по—нашему, — согласился Литр Иваныч. — Такие ботинки где и купишь. А чемодан на колёсиках, тухлятина подрейтузная. И то лень тащить. Привык видно, что всё продается. Засранец!

— Говорил-то по-русски?

— Выучил специально, сволочь, чтобы здесь людей унижать. Да ну его в жопу! – Литр Иваныч смял и бросил купюру под ноги.

Сергей поднял и расправил.

— Коллекционерам продать можно.

— Один деятель продал. При Хрущёве дело было. Верховный Суд расстрел присудил. Ты знаешь, что за это расстреливают? А?! Нет, я все же пойду. Бить не буду, но в рожу ему эту подъёбку кину.

— Погоди ты. Я же говорил. А если это испытание?

— Какое еще..? – оторопел Литр Иванович.

— Ну… Проверяют. Поведёмся или нет. Как щуку на блесну. В харю заехать. Или, например, кипиш поднимем… Прокурора, мол, нам подавай!

— Проверяют? Я что-то сразу не сообразил, — Литр Иванович призадумался. – Проверяют значит… Могет быть, могет быть… Но сколько уже можно проверять, едрёныть? Вчера, значит, разговорчиками мутными мучили. Сегодня статью за хранение валюты заработал. Завтра что? Пришью кого-нибудь? А к этому идёт. Я уже что-то подустал, однако. Я не железный дровосек. К тому ж! А!? Проверяй, но наливай. А? А что за баба, кстати, в купе, Мотылёк? На Катерину эту, с Таллина, больно похожа. Только помоложе.

— И я подумал. Точно, похожа.

— Ладно, — решительно сказал Литр Иванович. – Пойдем, Мотылек. Вчера у Кати этой таллиннской… Она больная, конечно, — наслушалась, наверно, «Голоса Америки», — но пирожки у нее очень вкусные были. Давай это сюда. Валюту сдадим под роспись государству. Когда воротимся мы в Портленд.

— Когда воротимся мы в Портленд, мы будем кротки, как овечки. Но только в Портленд воротиться, нам не придётся никогда, — напел Сергей.

— Не каркай. Заранее. Тоже мне, оракул Дельфийский.