Литр Иваныч с Сергеем спросили одновременно:
— С кем граница?
— Поезд куда идет?
— С Эстонией, — ответила бабуся. – А вы куда едете?
— В командировку, — медленно проговорил Литр Иваныч.
— Из Москвы?
— Из Горького, — соврал Литр Иваныч.
— Из Нижнего значит. Ну и как там у вас, на стрелке далекой? Коммуналка высокая?
— Разные бывают, — ответил Литр Иваныч недоуменно. – У нас, конечно, не так как в Питере. Там-то, сами знаете… Питер, он же...
— Да, да, — согласилась бабуся. – Читала. Питер жутко дорогой.
— А у меня в квартире — два с половиной, по проекту, — сказал Литр Иваныч. – Обыкновенная, двухкомнатная.
— Две с половиной на наши, — задумалась бабуся, — это что же?
— Да так же и выходит, — сказал вошедший в купе мужчина с полотенцем через плечо.
— И вы тоже? – изумился Сергей.
— Здоров
Литр Иваныч и Сергей представились.
— Меня – Катерина, — сказала бабуся.
— А по отчеству? — спросил Сергей.
— Да какое сейчас отчество, — она махнула рукой. – У нас давно без отчества. Так Катькой и помру. Считай, что отменили.
— Да и удобнее, — сказал Валерий, — Парится еще, с отчеством. У американцев все на «ю». Ни «ты» ни «вы» нет. Демократия.
— Я в Прибалтике никогда не был, — сказал Сергей. – Эстония, это ведь Таллин?
— Таллин, — подтвердил Валерий.
— А по-эстонски вы знаете? – спросил Сергей
— А как же!
— Скажите что-нибудь.
— Яак Йола, Вана Таллинн, Каубамая[4].
— Я слышал, что в магазине, если по-русски говоришь, тебе ничего не продадут, правда? – спросил Сергей.
— Вполне может быть, — ответил Валерий.
— А мне вот мужики на заводе рассказывали, — вступил в беседу Литр Иваныч. – особенно если на селе, в деревне у них…
— На хуторах, — поправил Валерий.
— Попить, допустим, попросишь. Так она даст. Попить-то. Даст. А сама туда плюнет! И стакан потом разобьет.
— Сейчас, после Бронзового солдата[5], я ничему не удивлюсь, — ответил Валерий. – А вы везде говорите: мы, мол, туристы из Москвы. Тогда они по-другому относятся. Это к нам, местным не больно-то. У меня дочке четырнадцать лет, так тоже – оккупант.
— Покупать? Не-е-ет. Какие мы покупатели, — отмахнулся Литр Иваныч. — Так, будя… Пиво ваше хвалят. У нас снабженец с Каунаса привозил.
— А у меня знакомый, — сказал Сергей, — в общаге нашей живет, — пояснил он Литр Иванычу. — Служил в Таллине. Так рассказывал, что телевидение финское на обыкновенную, на обычную антенну ловит! Представляешь, Яковлевич!? А?! И фильмы всякие, такие, о-о-о… Эротика. И концерты! Рок-музыка, фестивали разные.
— По кабельному вечером…
— Да что вечером! – перебила Валерия бабуся. – Днем включишь – трахаются! Дети же! Всё видят. Ни стыда, ни совести. Белым днем показывают.
— Они лучше нас всё знают, — махнул рукой Валерий. – Правда?
— Эт точна, — подтвердил Литр Иваныч голосом товарища Сухова.
— А очки у вас продаются? «Капельки», — уточнил Сергей.
— Да очков, как грязи. У вас в Нижнем нет что ли?
— Давно в «Универмаг» не заходил, — соврал Сергей. – Я вот такие хочу. Как у Алена Делона.
— Найдешь, — уверенно сказал Валерий.
— И еще, знаете, я слышал в Прибалтике диски западные можно купить в магазине.
— Сидишки? Полн
— И «Роллинг Стоунз» пластинки есть!?!
Послышались переливчатые звуки.
Бабуся поднесла к уху плоский предмет.
— Алло…. Я, Марусь… Бологое проехали… Да. Помню….. Хорошо-хорошо, не волнуйся. Передам… Всё, целую. Входящих набежит, пока.
— Это у вас что?!! – спросил Сергей с изумлением.
— «Моторола», — показала бабуся.
— Вот так штука!!
— Да, — согласилась бабуся, — старенький уже. Раритет. Мне с наворотами не надо. Главное, чтобы звонил. Это молодым навороченный подавай. Хотела внучке подарить – «Нокия» со скидкой в «Максиме»[6] продавалась. Так эта: «Мне с блюту-у-узом». У меня таких денег и нет. Что это блютуз-то? – спросила она Сергея.
Он пожал плечами.
— Я в этом не особо…
— Это друг у дружки песни перебрасывают, фотки — пояснил Валерий. – Сейчас на всех современных моделях.
— Пойдем что ли, покурим, — сказал Литр Иваныч Сергею.
— Я же не…
— Пойдем, — Литр Иваныч больно толкнул его в бок локтем.
***
— Вагон-то другой, — закрывая двери тамбура, сказал Литр Иваныч. – Тот, как чумичка был, не отскребешь. А этот – ковровые дорожки. Там половика худого не лежало. И белье не рваное, заметил? Беленькое.
— А как же мы на Таллин сели? Не сильно и пьяные были. О, ебическая сила! Так ведь на Таллин с другого вокзала, слушай! Ничего не понимаю.
— Да ты был, как сосиска. Вроде ничего-ничего, а потом резко – хлоп! и готов. Пошел девятки писать.
— Второй день так хлестать… А что, Яковлевич, поедем! А?! Таллин хоть посмотрим. Когда еще? Всё- таки советская заграница. Потом – как-нибудь. Семь бед – один ответ.
— А занавесочки? Видел, что написано?
— На какой занавеске?
— На оконной.
— На иностранном что-то.
— Цифры видел? – спросил Литр Иваныч.
— Да и внимания не обратил.
— 1909 – 2009. ЕРТ[7]. Или как. Перенесли нас, пока дрыхли без задних ног! И бабка. Врёт, как сивый мерин. Котов она терпеть не может. А вчера всё сидела, наглаживала: «Мурзя, Мурзя». Я пьяный, пьяный, — а всё замечаю. Информацию, как Штирлиц анализирую. А Валера