Вот он рассказывает: пришла к нему в кабинет бабка, а он после вчерашнего – никакой. Совсем. А бабка поет:
– Вы мне так помогли! Так помогли! Я вас, доктор, отблагодарю.
Ч. мучается, злится, страдает – дескать, хватит, сука старая. Давай сюда свою бутылку и уматывай. А та не унимается:
– Так помогли!.. Так помогли!…
Полчаса это длилось. Наконец, бабка – опять же со словами «я вас отблагодарю» – полезла в карман и вынула подарок: жвачку. И не упаковку, а одну пластиночку.
* * *
Беседа.
Заведующая отделением (сидя):
– Я уже десять лет как не снимала электрокардиограмму. Я себя чувствую хорошо.
Доктор М.:
– Еще бы.
* * *
Близится очередной День Медика. На сей раз администрация больницы «арендовала» и так (по слухам) ей принадлежащий пионерский лагерь (пустующий?).
– Черт с ним, не жалко! – прокомментировал доктор С.
От профкома – столы: водочка и колбаска. Остальное – за свой счет.
* * *
Трогательная история: автор дежурил, позвонила дочка Саша 5 лет. С детской серьезностью попросила:
– Будьте бобры, позовите (имярек)…
Что ж… устами – и так далее. Ребенок не ошибся. И сослуживицы восприняли как должное.
* * *
Плохо освещена поездка на электричке! А в разъездах проходит едва ли не треть жизни.
Пейзаж: хирург-уролог К., автор, коллега С. Год – Бог его знает, какой, мостят дорогу для Ельцина: ждут.
Автор ( печально глядя в окно):
– Забегали, суки. Дорогу ремонтируют! Ельцин едет.
С. (похлопывает К. по колену):
– К тебе едет: на мазок.
К. (с обычной мечтательностью):
– Кардиолог Акчурин – первое сердце, я – второе.
* * *
Фотообои не дают заведующей покоя. Созерцая, отметила:
– Березу криво нарисовали.
* * *
Поступили два брата, оба ливийцы. Внешность вполне моджахедская. Ну, там у одного то ли инсульт, то ли по башке треснули, а брат за ним ухаживает, но тоже с каким-то недомоганием. Первый же – совершенный баклажан, ничего не говорит и шевелится плохо.
Через две недели явился начмед. Он нахмурился и спросил:
– Почему с ним не занимаются логопеды?
– ??? Как?? Они же не понимают по-арабски.
Начмед пришел в известное замешательство. Осторожно:
– Да? А, может, все-таки попробуют?..
* * *
Это еще не все про ливийцев. Они совершали намаз, и в это время все больные из палаты расползались кто куда.
Начмед решил это дело упорядочить (церкви в больнице тогда еще не было). Решил подыскать небольшое молельное помещение.
На это доктор С. заметил:
– Коли так, придется включить в это место некоторые элементы мечети. И нарисовать, где Мекка, а то ведь они на Кронштадт молятся!
Начмед задумался.
– А это мысль!
* * *
Почти ежедневно можно видеть, как через больничный двор из корпуса в корпус бредут две фигуры: большая, сонная, грузная, а рядом – маленькая, старенькая и сухая (семенит). Это Пат и Паташон, они же – главная сестра больницы Г. (большая) и эпидемиолог Б. (старенькая). Идут куда-то с инспекционными намерениями. Проверяют, нет ли где фекалий.
Эпидемиолог – случай тяжелый всегда, а здесь – в особенности.
Сделали как-то раз в реанимационном отделении ремонт. Все сверкает! Явилась Б., сует везде свой нос – столько ведь вокруг интересного! – ей показывают то одно, то другое. И вот встрепенулась:
– А куда вы выливаете утки?
– М-м… В унитаз!
– А моете их где?
– Вот! – реаниматолог А. показал ей раковину и шланг, который надевают на кран.
– Непорядок. Надо отдельно.
И сделали умышленную утятницу. Если гордость неврологического отделения – клизменная, то в реанимации – утятница. Полсортира занимает, блестит. Дорогая.
С тех пор, стоит Б. зайти к реаниматологам, ее перво-наперво ведут утятницу смотреть. Б. уже старенькая, ей это каждый раз в новинку.
Утятница, понятно, бездействует. Ни разу не попользовались. И шланг в ней свернутый лежит.
* * *
Заведующая (неожиданно):
– А память стала улучшаться!
– Это почему?
– Пью циннаризин, ноотропил…
Через тридцать секунд, смеясь:
– Знаете, как написала? Тридцать первое, ноль шестого!…
* * *
Привезли личность, отдаленно напоминающую человека. Алкогольные судороги. Не помнит ничего, однако не удивляется.
– Что с тобой было? Почему тебя сюда привезли?
Пожимает плечами. Предполагает:
– Да ноги натер…
Действительно: обувь, когда развалилась сама собой, явила сильно сбитые, изъязвленные лапы.
– …Что ж ты пьешь-то столько?
– Иначе никак нельзя.
* * *
Выяснилось, что К., зам. главного врача по экспертизе, – в некотором роде поэт. Бывало, вываливал вирши тоннами – в поезде и в автобусе, по пути на работу и обратно. Пуще прочих внимал ему, захлебываясь лаем, верный, благодарный слушатель – патологоанатом. Вот, например: «Сидела в клетке канарейка, была у птички гонорейка». Возможно, это не К. сочинил. Возможно, стихи ему так понравились, что он их присвоил.
* * *
За одним пациентом, лежавшим в отдельной палате, ухаживал брат.
Заведующая вошла и, сдвинув брови, спросила:
