родителей (точнее говоря, в семейной системе), помимо себя самого, еще какую-то «замещаемую» фигуру.
Один из самых простых вариантов – это ребенок, родившийся после одного или нескольких абортов или выкидышей. Такой ребенок «больше чем один», поскольку стоит на месте двух или нескольких таких же, как он. И чем прочнее они забыты, тем больше они «висят» на нем. Ему, с приличной вероятностью, негласно будет приписана их общая ценность (в том числе, и в его собственных глазах).
По той же схеме, ребенок, как будто (пусть даже не фактически, а «как бы») родившийся от любовника, который никак потом в семье не присутствует, может совмещать в себе образ своего отца (или своего «как бы» отца) и потому стать объектом гипер-опеки.
И так далее.
Позже, в главах про Замещение и Идентификацию, мы увидим разнообразие персонажей, которые могут наследоваться ребенком вплоть до сильного отождествления.
Но принципы решения во всех «школах» одинаковы: мы ищем, что в отношении данного ребенка (или его прототипов в Роду) имеет исключительное значение, то есть исключает его из ряда ему подобных.
(Тут с грустью приходится сказать, что во многих семьях на сегодня на поверхности лежит самый простой факт – этот ребенок единственный, братьев-сестер нет. Какое-никакое Г/О на его долю, голову и плечи повалится почти наверняка.)
1
Жила-была мама Наташа, у нее были дочка Света и младший сыночек Витя.
И была у мамы Наташи странная привычка: она все время у себя в голове убивала своих детей. Она часто представляла себе, как деточек давят машины, как они падают с обрыва или с моста, как их кромсают ножами бандиты. Часто она представляла себе не смерть, а тяжелые ранения: как она случайно обливает детей кипящим маслом, как они заболевают тяжелыми болезнями и так далее.
Внимание, вопрос: становились ли Света и Витя здоровее и счастливее от маминых фантазий?
Если в чьей-то голове вас все время режут и убивают – скажет вам любой волшебник – то вам от этого тоже ничего хорошего. И немножко плохо – или даже сильно плохо – в зависимости от того, какой силой магии обладает тот, кто вас режет в своей голове.
Мама Наташа, похоже, сильным магом не была, потому что дети ее росли довольно-таки здоровые и счастливые.
Зато сама мама была немножко болезненной и несчастной.
2
А потом как-то у мамы Наташи появился друг дядя Петя. Хороший такой человек, с усами. Он в нее влюбился. И был дядя Петя немного волшебником. Не так чтобы очень, но немножко. Просто когда он чего- то хотел, то это обычно исполнялось.
Дядя Петя очень захотел, чтобы мама Наташа стала здоровой и красивой. Она ему и так очень нравилась, но он еще хотел, чтобы у нее сияли глаза, румянились щеки и мерцала кожа. Таким вот он был жадным, дядя Петя. Ему было мало влюбиться в симпатичную женщину, он еще хотел, чтобы она вообще стала красавицей.
3
А как это сделать? Вначале, когда дядя Петя и мама Наташа стали дружить, мама немного забыла про детей, и стала про них поменьше гадостей придумывать. Но потом, очень скоро, она спохватилась, что как- то мало детьми занимается. И поехала сочинять про них вдвое больше. Теперь Витеньку трактор переезжал по пять раз в день, а Светочка то падала в шахту, то ее уносил аист. Мама разгулялась.
Дядя Петя ничего про мамины занятия не знал, но чувствовал, что что-то происходит не то, когда мама задумывается и смотрит в никуда или в стенку. И губы у нее как-то при этом кривятся. Спросил ее раз, спросил другой, а она стесняется, про детские мучения не рассказывает. Как детей в одиночку мучить – это она понимала, а вместе пока ни с кем не умела.
4
А у дяди Пети были необыкновенные друзья, волшебные ягоды смородины. Все-таки он немного был волшебником. Виделся он с ними редко, потому что жили они далеко друг от друга: дядя Петя в городе, а ягоды в лесу. Но иногда, хотя бы пару раз в году, они виделись, иногда просто так, иногда по нужде. И когда они виделись, маленькие смородинки рассказывали дяде Пете всё что угодно, что он хотел знать. Потому что они сами очень много знали, почти что всё на свете.
И вот дядя Петя отправился в далекий лес, чтобы посоветоваться с ягодами про мама Наташу.
Долго ли, коротко, но дошел он до того леса, разыскал своих друзей, сел с ними у маленького лесного костра и задал свой вопрос.
5
«О дядя Петя! – сказал ему старшая смородинка, а остальные дружно закивали. – Вопрос твой хорош, но труден. С одной стороны, конечно, ничего сложного: возлюбленная твоя, когда смотрит в стенку, представляет, как детей ее мучают и убивают. И потому жизнь ей не в радость, даже несмотря на твою любовь, хороших детей и прочие милости. Эти фантазии отнимают у нее жизненный сок, потому что потом, чтобы снять их результаты со своих детей, она берет их на себя. Это грустная история, дядя Петя, и лучше бы тебе в нее даже не вмешиваться. Потому что зачем и почему она это делает – большая загадка, которую и ей-то разгадать трудно, а тебе совсем невозможно».
«А как же можно ей помочь?» – спросил дядя Петя.
«А никак, уважаемый дядя Петя. Такие вещи одни люди за других делать никак не могут. Не хорошо так одному существу глубоко вмешиваться в другое. Ты сам-то маме Наташе не уподобляйся».
«Ну хоть что-нибудь-то можно сделать, милые мои смородинки?»
«Ну, приведи ее сюда! Мы ей тогда покажем правду-маточку!»
На том и порешили.
6
Легко сказать, да трудно сделать. Маму Наташу легче было увезти на ПМЖ в Среднюю Зеландию, чем в лес по смородину. Она была очень городским человеком. Дядя Петя уже и пытаться бросил ее уговаривать. Прошел не то год, не то два. Жизнь как-то вошла в свои берега.
И тут десятилетний Витя поломал ногу. Играл на дворе в футбол, как-то споткнулся, полетел на камни и – боль, кровища. Его повезли в больницу, а мама Наташа стала плакать-убиваться. Дядя Петя сперва сидел ее утешал, а потом опять чувствует – что-то не то. Уже и из больницы позвонили, что с Витей все нормально, ногу ему прооперировали и наложили гипс. Уже и Света легла спать заплаканная и некормленая. Уже и ночь настала глубокая, всем спать пора, а мама Наташа все плачет, все убивается.
Расстроенный дядя Петя подсел к ней, обнял и говорит: «В чем дело, Наташенька?» И тут услышал странное: «Это я во всем виновата!»
Стал дядя Петя допытываться, а мама Наташа ему плачет, аж захлебывается: «Ведь я это все вчера видела! Как Витенька ногу ломает! Когда в футбол играл!»
И потихонечку рассказала ему, как ей картинки детских мучений и смертей все время в голову лезут. И что до сегодняшнего дня они вроде бы не исполнялись, а сегодня – вот, исполнилось! И теперь она чувствует, что это она виновата в травме Вити.
«Ого, подруга», – обнял ее дядя Петя, – «Так ты далеко зайдешь. А во второй мировой войне ты не виновата?»
И рассказал ей, что говорили ему смородиновые друзья пару лет
назад.
И слово за слово, уговорил поехать за помощью в далекий лес.
Конечно, когда Витя поправится.
7
Маме Наташе было страшно. Уже тем утром, когда они поехали в лес, еще до автобуса и электрички, ей было страшно и липко во рту, а потом все сильнее. Долго они добирались, долго искали смородину, и только к ночи расположились у костра. Тихо горел костер, тихо сидели люди, окруженные волшебными
