Для меня всегда вопрос с больницами стоял остро. Сама всю молодость провела в таком экстриме с поджелудочной, когда нужны были капельницы...
И здесь я хочу остановиться. Оказывается, существует две правды. Одна – это та, что ты пережила и знаешь о себе. Другая – та, которую якобы знают люди.
Когда я умирала от адских болей и мне нужны были цитостатики и гемодез, а мои вены были сплошь в синяках от многочисленных капельниц, то я о себе знала, что у меня хронический рецидивирующий панкреатит. Моя соседка сверху спрашивала меня прямо:
– У вас рак?
Кто-то, шутя, говорил, что я наркоманка. А правда была моя – я тяжело болела...
Когда за дочерью пришла «скорая», и мне было сказано, что мы едем в областную токсикологию, врач, само собой, подразумевала передозировку наркотиками.
Но я-то этого не знала! Я и предположить не могла, что у моей дочери передозировка. Она что-то бормотала про булочки с маком, и понять было невозможно, что она съела, и отчего она умирает.
Когда в половине пятого утра меня с дочерью доставили в приёмное отделение, то врач, дежурившая в ту ночь в токсикологии, смотрела на нас, как на существ, помешавших её сладкому предутреннему передыху. Я же, видя, что доктор не торопится спасать мою дочь, стала просить поставить ей капельницу с гемодезом. Ведь мою болезнь «откапывали» именно гемодезом, и немедленно.
Врачиха, видя, что я, опытная волчица, привезла своего кутёнка с передозировкой и требую гемодез. Она не торопилась! Она имела свою правду. И мама опытная, и с дочерью, видно, это не в первый раз. Одной наркоманкой меньше – от неё ничего уже не зависело. А тут ещё мамаша указывает, что надо делать и что капать. Алису от меня увезли на каталке, но ничего ей для спасения в приёмном отделении не сделали. Я уже жалела, что приехала с ней в больницу, может, дома удалось бы вызвать у неё рвоту и сделать ей несколько клизм. По крайней мере, времени бы столько не ушло. Ведь пока я просила у Люси воду, пока мы ехали в полуразваленной дребезжащей машине «Скорой помощи», пока нас принимали и заполняли все бумажки, пока ждали, когда придёт дежурный врач...
Пока... Пока... Моя доченька умирала... Яд всё настойчивее растекался по её телу, поражал все её органы...
Как оказалось по чужой правде, врачихиной, так нам и надо. Зачем торопиться спасать разложившиеся элементы. Мамаша всё знает, значит это не впервой...
Меня всегда возмущает в людях их собственная «правда» о других. Как в фильме «Поезд милосердия». Человеку было плохо, он задыхался, требовал положить его в ванну. Потому, что его так лечили до этого. И ему помогало. Но в вагоне не было ванны, зато было много советчиков и толкователей. Наконец, когда врач даёт указание организовать больному душ, страдалец умирает, так и не дождавшись его. Только тогда все стали мучиться совестью.
Как часто и бывает в жизни. Тебе необходимо одно, а подсовывают другое, или вообще принимают за сумасшедшего...
Наверное, поэтому я одиноко иду по жизни, потому, что мою правду не понимают и спешат заменить своей. А потом оказывается, что я не укладываюсь в их примитивные и удобные для них самих правила. Это же так неудобно – принимать кого-то в расчёт, когда самому не хватает.
Зато сама столько раз пролетала, когда видела, что человек не оправдывал моего о нём представления. Как в стихах: «Мне показалось, алмаз бесценный в тебе нашла я, а пригляделась – обыкновенный кусок стекла». В первый раз я применила эту формулу разочарования к своей единственной настоящей подруге в отрочестве. Мы с ней переписывались с пятого по десятый классы. И после девятого решили встретиться. Она приехала ко мне, в нашу казарму. По её виду я поняла, что Наталка не ожидала такой нужды, какую она увидела в нашем доме. Потом я повезла её в Ростовскую область к моей бабушке Дуне. И там я увидела, что мои представления о подруге не соответствуют её воззрениям на жизнь и на меня... Я создала себе идеальный образ настоящего друга и захотела владеть им безраздельно. Но она не вписалась в мои параметры, которые я задала ей. Её просто не хватило. И на много. Нечем было заполнять пустоту... И тогда я в дневнике написала стихи кавказской поэтессы: «Мне показалось алмаз...».
Наверное, она случайно прочла. Она – умница. Исправилась. И все параметры оказались заполненными: мы с ней стали как сёстры-близняшки. У которых получилось одинаковым внутреннее наполнение.
Жизнь показала, что мои параметры она превзошла намного. Дошла до министра по детскому питанию в Израиле, но попала в какой-то скандал, и это было сообщено по Евроньюсу. Нет, не то, что моя подруга влипла, а то, что пострадали дети во всём мире от некачественного детского питания, произведённого в Израиле. И министр детского питания Наталия Дегтяр ответила на несколько вопросов корреспондента Евроньюс...
Тогда в больнице, по чужой правде и я, и моя дочь были представлены, как какие-то недоразвитые отщепенки общества: начинающая наркоманка и её мамаша. И эта мысль пронзила меня только теперь, спустя добрый десяток лет. Я навещала свою дочь, и только благодаря тому, что сменили врача, ей назначили капельницы. Время было упущено, поэтому трое суток она не приходила в себя. Мне не позволяли дежурить возле неё. Она лежала на голой клеёнке, привязанная за руки и ноги к железной кровати, с постоянным катером в ключичной артерии. Тогда я думала, что так положено, что в больнице нет мест, слёзно просила женщин, лежавших в палате, присмотреть за дочерью.
А ведь это был уклад нашей советской жизни. Чёрствость и хамство. При этом если бы и дала я денег, то ещё не факт, что они попали бы в нужные руки. Ещё в приёмной со мной не церемонились. Дочь увезли на каталке, а мне было велено уходить.
Куда – это никому не интересно. На улице темень, хоть выколи глаз. Больница стоит в лесу, транспортное шоссе в полукилометре. Но какой транспорт в зимнем лесу в пять утра? Тем не менее, мне несколько раз указали на дверь. Я пошла, большая стая собак увязалась за мной. И только Божьим присутствием в нашем грешном мире можно объяснить неожиданное появление больничного «пирожка», в котором был только один водитель, и водитель этот жил на нашей улице через два дома! Если и бывают чудеса, то такое везение тоже оказалось из разряда чудес.
Шофёр подивился, что это делает одинокая женщина в лесу в окружении собак. Я отчаянно замахала ему рукой, и он меня взялся подвезти. Я была в таком состоянии, что куда бы он меня ни завёз – всё же лучше, чем тёмный ледяной лес с собаками. При этом я так спешила спасать свою дочь в больнице, что даже не взяла с собой денег, что лежало в кармане пальто, то и лежало: мелочь, которой, может, и хватило бы на автобус, но не на извоз. Разве об этом думаешь, когда твой ребёнок умирает?
Добрый, добрый дядечка-водитель! Всю дорогу он расспрашивал, что у меня случилось, сочувствовал. И когда довёз меня до дому, я протянула ему всё, что нашла в кармане пальто. Но водитель категорически отодвинул мою руку и сказал, что вёз он меня попутно, потому, что живёт через два дома. Наверное, так не бывает. Он просто придумал это для того, чтобы я не мучилась совестью, что не расплатилась за поездку.
Едва переступила я порог дома, как начала названивать в больницу. Дозвонилась только к десяти утра, врач сказала, что в крови нашли какие-то соединения: не то пива и димедрола, не то ещё какой ерунды. Хотя расширенные фиолетовые зрачки и желание залезть на стену говорили о том, что дочь накормили беленой.
К этому времени и Галина Аркадьевна привела в чувства своего сына Арчи, и уже было очевидно, что их в самом деле угощали булочками с маком. А вместо мака тот, кто стряпал, употребил белену, думаю, что по роковому стечению обстоятельств.
Вот тогда и всплыл в моей голове далёкий образ из детства: Валька, лезущая на стенку, колючие коробочки вонючего дурмана в огороде у Тишки и дон Хуан Кастанеды, обучающий студента жизни и любви к «траве дьявола»...
Так почему я одинока? Потому ли, что моя, очевидная, правда не совпадает с правдами, для меня неочевидными?
Если кому-то лень отгадывать мою правду, если кто-то её не может понять из-за отсутствия проницательности, то что это получается? Не есть ли моя очевидная правда для других очевидной кривдой?
