Казалось бы, чего проще: послушать и понять. Часто ли вас слушают и понимают? Знаете ли вы наверняка, что в то время, когда вы пытаетесь объяснить свой поступок, вам уже отведено место на полочке лгунов? Как в морге: у каждого покойника своя правда... Была... И её разложили по цинковым ящикам в холодильнике.
Ведь и с каждым может такое случиться, что если не захочется кого-то воспринимать, то хоть режь, а он нам не нужен. С его объяснениями, невероятными и путанными рассуждениями...
Только надо же места выбирать! Одно дело, скажем, в местах общего пользования, другое в больнице. Ведь туда просто так не обращаются. У нас был тяжёлый случай. Или врачиха относится к месту, где работает, как к месту общего пользования. И ей уже давно всё равно: больница это или, пардон, сортир.
Так почему мы все одиноки? Нашу правду не хотят понимать?..
X.
...Я долго смотрела на электронные часы. Две цифры – часы. Две мигающие точки показывают отсчёт времени. И снова две цифры – минуты. Две мигающие точки – это неправильно.
Двоеточие – есть знак деления. Но Время прибывает...
Откуда посмотреть! Мне прибывает, а от моего пути убывает! Ведь всё имеет свой конец. Мне прибавляются и засчитываются прожитые годы, а от моего пути отрываются секунды, которые неумолимо делят и делят отпущенное время для жизни.
На самом деле ничего страшного, может, и нет. Время бесконечно раскручивает свою спираль. На этой спирали и мы крутимся вместе со Временем: миг – жизнь – небытиё – опять жизнь...
Изобретатели электронных часов делают глупость ставя на монитор двоеточие, знак деления. Следует ставить крестик – знак умножения...
Занятная мысль пришла в мою голову. Ведь должны же в какие-то дни открываться временнЫе порталы, когда можно попутешествовать, если не по реке Времени, то хотя бы в собственной голове – по реке Памяти-и-Забвения. Чтобы то, что было забыто, вдруг всплыло отчётливо и прояснило ситуацию. Или хотя бы прислало какой-то знак оттуда.
Была зима, февраль. Шёл 2002-й год. И меня осенило, что надо привлечь магию цифр. Жить на стыке миллениумов и не воспользоваться этим – значит жить без полёта, иметь бедную фантазию и филистерски ориентированные мозги.
Теперь, когда я разобралась со своим тотемным знаком, вижу, что я, в одном из своих бесчисленных астральных тончайших слоёв, образующих мою ауру, биополе, веду своё начало от Прометея, его праправнучки Алкионы, превращённой за верность своему мужу в зимородка.
Я решила, что магическое сложение таких цифр вот-вот наступит. Никто его не заметил, как оказалось впоследствии. Все только и твердили о явном сочетании: 02.02.02 – 2 февраля второго года. Но я уже не могла воспользоваться этой цифирью. Время было упущено. И потом, что там необычного? Ведь уже прошло 01.01.01. До самого 12.12.12. эта игра цифр будет повторяться каждый год: в марте третьего, в апреле четвёртого... в июле шестого – 06.06.06. – число зверя...
Мало кто заметил, что 2002 повторит свою суть двадцатого февраля: 20.02. Попробуйте повторить ещё что-либо подобное! Только через тысячу лет можно будет сложить 3003-30.03. А то, что пришло мне на ум, уже ни в одном временном отрывке не получится. Разве только где-нибудь на другой планете, где в сутках больше, чем двадцать четыре часа.
Вот она, поистине магическая цифровая карта! Трижды по 2002! 20 февраля 2002 года в 20:02! Я стала терпеливо ждать, поскольку это должно было случиться через два дня.
Только боялась пропустить по забывчивости. Но где там! Мысль о возможности вскочить во временной коридор настолько мною овладела, что я только этим и жила. Я старалась сформулировать своё желание посетить то аутодафе, устроенное Инквизитором моему ребёнку, и вырвать из пламени мою Сандру, чтобы нынешний мой сын Лёша, наконец, понял, что я для него всегда была и буду хорошей матерью. Тотемное моё существо подарило мне могучий дар: от Прометея достался огонь моей душе, от Алкионы – верность. Ради ребёнка можно нырнуть в Реку Времени, чтобы уберечь его. Я заставлю Инквизитора прекратить аутодафе над моей дочерью! И мой теперешний сын не будет иметь против меня горечи непонимания.
Электронные часы делили время. Я отключила телефон, чтобы никакие звонки не смогли меня отвлечь. Алиса уже уехала, Лёша в это время дома бывал редко. Никто не мог мне помешать.
Но я не знала, к а к мне войти в коридор Времени. Только мысленно! Только память может победить забвение! Делитель и делимое, наконец, уравнялись: 20 часов, две минуты. Это не могло произойти в два часа и две минуты. Надо было, чтобы магия цифр проявилась трижды: год, день и час! В 2002 году 20.02 дня в 20.02! Пока секунды собирались в следующую, третью, минуту, я увидела то, что должна была увидеть...
В небольшом круглом, выложенном и дикого камня, помещении на соломе сидела в рубище женщина. Её ноги и руки сковывали вериги. Кусок чёрствого хлеба и деревянная плошка с водой были неподалёку. Из находящегося где-то в вышине зарешеченного окошка луч солнца падал на узницу. Она поднялась и стала бить кулаками в крепкую дубовую дверь. Но только засовы гремели ей в ответ. На улице, за дверью было тихо и тревожно...
Всего одна минута! Я ничего не успела сделать. Беспомощна была и Катилина...
Кто теперь примирит нас с сыном?
В 1800 году даже сложилось общество для постоянного слежения за небом с тем, чтобы, наконец, обнаружить предсказанную планету. Для этого нужно было наблюдать внимательно небо, чтобы среди ближайших звёзд открыть её! Ровнёхонько в Новый 1801 год, наблюдавший за небесами самостоятельно, итальянец Джузеппе Пиацци из Палермо увидел, наконец, искомую незнакомку! Но разочарование было превеликим: ведь вместо ожидаемой громады ему едва удалось различить небольшую планетку, которую он назвал в честь римской покровительницы Сицилии Церерой. Фи-и! Стоило ли столько ломать копий!
В то же время в Бремене жил врач Генрих Ольберс. Он практиковал на дому – вынужден был выполнять свой долг, жалея о том, что у него почти не остаётся времени на его любимое занятие – наблюдать за звёздами. Ольберс – классический пример лекаря и астролога.
Но в любое время дня и ночи больные находили его в собственной обсерватории, где он сидел у телескопа. Бедняге некогда даже было передохнуть: то пациенты требовали его внимания, то он обращал свой взор на звёзды. Ему тоже хотелось увидеть Цереру, но та скрылась надолго в солнечных лучах, и невозможно было такую крохотулю заметить. Только через год Ольберс заметил новую планету. Но она не совсем была похожа на ту, что открыл Пиаци...
Ольберс свою открытую планетку называет Палладой. И теряется в догадках, отчего же крутятся по орбите две маленькие планеты, а не одна большая, как все ожидали.
Вот так, наблюдали-наблюдали, считали-считали, и согласны были, что за Марсом обязательно должна быть планета. И немаленькая. Но тот отрезок космических измерений, сделанный в астрономических единицах, упирался словно в пустоту – в самый центр пояса астероидов. Ожидаемой очень большой планеты на месте не оказалось…
Что тут можно сказать? Либо правило – это никакое не правило, а заумь, либо планета куда-то «делась».
Ольберс решается высказать свою теорию. Да, планета была! Большая! Но она взорвалась... И с тех пор пошла такая неразбериха: кто говорит, планета была, кто говорит, что астероиды – это и есть ещё не
