испытаниям: ведь им предстояло проехать более ста километров, подняться на трех десятках подъемников, и спускаться, спускаться…
— Вперед? — не скомандовал, а спросил Морис.
— Вперед, — четко ответила Лючия и добавила: — Только не очень быстро, ладно? Я должна подстроиться под твой темп.
— Не волнуйся, милая, — улыбнулся он, — у нас с тобой полная совместимость.
И он поехал. За шлейфом легкого снежного пуха, выпавшего за ночь, виднелась только его светлая голова, красиво развернутые плечи, руки, согнутые в локтях, и палки, попеременно касающиеся склона и отмечающие начала поворотов. Лючия не могла оторвать взгляда от зрелища такой мужественной элегантности. Морис остановился метрах в восьмидесяти ниже по склону. Он поднял лыжную палку, приглашая девушку повторить его полет. Ей стало немного боязно, что у нее получится не так, как хотелось бы, чтобы ему понравиться. Но она бесстрашно заскользила вниз по склону. Чуть откинувшись назад, она старалась освободить носки лыж, чтобы облегчить им движение в свежем снегу.
Остановившись рядом с Морисом, она с восторгом воскликнула:
— Ах, как здорово! Хорошо, что ночью подсыпало свежего снежку!
Морис счастливо улыбался, глядя на свою ловкую, красивую девочку. Необыкновенную девочку…
— Иди ко мне, — ласково позвал он.
Лючия боком подъехала к нему, и они бросились в объятия друг друга. Не удержавшись, оба упали и покатились по склону, подняв лыжи вверх, сберегая ноги. Поднялись и, заснеженные, как медвежата, начали, хохоча, шлепками отряхивать друг друга от снега.
Вокруг было много катающихся, но Лючия с Морисом не замечали никого. Сейчас только они существовали друг для друга и еще, конечно, горы. Морис хорошо знал французские Альпы, больше всего любил знаменитые Три Долины с их более чем шестьсот километровыми трассами. Но сейчас он старался смотреть на итальянские Доломиты глазами Лючии. И убеждался, что их пейзажи отличаются от пейзажей альпийской Франции и по-своему изумительно прекрасны.
В кабинках и креслах подъемников, они, конечно, целовались, если оказывались вдвоем. Вместе с поцелуями они пили счастье, радость единения душ и тел, чудо обретения друг друга. Десять-пятнадцать минут подъема пролетали как одно мгновение. Когда кабинка замедляла ход, подплывая к конечной станции, они едва успевали выпрыгивать из нее, хватая лыжи.
— Однажды случится так, — представила Лючия, что мы вместе с кабинкой уедем обратно вниз.
— Будет здорово! — подхватил Морис. — Никогда не спускался вниз на подъемнике. — Тем более забыв обо всем на свете.
Через два часа, преодолев почти половину маршрута, они решили передохнуть и пообедать. Остановились, не доезжая до городка Корвара. На возвышенном плато, под укрытием огромного причудливого утеса, уютно разместилось кафе «Монтанаро».
— В переводе с итальянского, — пояснила Лючия, приглашая Мориса снять лыжи и поставить их у стойки перед входом, — «монтанаро» означает горец, житель гор. Здесь лучшая кухня на всей Селла Ронде.
Они сели на террасе, щедро залитой солнцем. С нее открывался дивный вид на огромный массив доломитовых скал, вокруг которых и была проложена итальянская «кругосветка». Под ними расстилались лесистые холмы, пересекаемые узкими ущельями, по которым текли быстрые речушки.
Из-за столов доносилась разноязыкая речь. Здесь были англичане, немцы или австрийцы, несколько поляков. Морису нравилась их приятно щебечущая славянская речь. Как здорово, что Европа расширяется. Теперь многие, прежде враждовавшие народы с удовольствием встречаются в горах. Он представил, как было бы хорошо, если бы все вместе запели хором «Оду к радости» Бетховена, «Обнимитесь, миллионы!». И этот хор многократно усилило бы эхо этих прекрасных гор.
— О чем ты думаешь? — спросила Лючия, заметив, как улыбается ее любимый.
А когда он рассказал ей о своих размышлениях, она всплеснула руками.
— Я тоже не раз представляла себе, как все отдыхающие на солнечных плато в горах однажды запоют «Оду к радости»! Вот уж символ единения Европы.
Вместо ответа Морис крепко обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
— Ты чувствуешь, как одинаково мы с тобой думаем?!
— Чересчур одинаково, — сморщила носик Лючия. — Это может скоро надоесть.
— Ну уж нет! — запротестовал Морис. — Это как раз то, что нужно для счастливой совместной жизни.
Лючия удивленно посмотрела на своего любимого. Она знала, что любит его, что он нужен ей, но почему-то пока не думала о совместной жизни с ним. А как же Паоло… Она не хотела думать об этом.
— Давай пока не будем говорить ни о какой совместной жизни, — строго сказала она. — Мне кажется, что я люблю тебя, но о совместной жизни говорить не надо. Давай сменим тему. Например, тебе понравились Италия и Селла Ронда?
— Классно! — сразу ответил Морис. — Замечательные трассы, красивейшие горы, но особенно хороши женщины, а больше всего одна итальянка из Рима, с зелеными глазами!
Лючия счастливо улыбнулась и погладила его по чуть шершавой щеке.
С удовольствием поедая тосканскую брускетту — большую гренку с помидорами, она хитро посмотрела на молодого человека.
— А как тебе Канацеи и другие альпийские городки, через которые вы проезжали на машине?
Морис помолчал, наслаждаясь сочным куском мяса, но все-таки поднял вверх большой палец.
— Удивительные городки, — проговорил он, — такое впечатление, что многие здания сохранились с XVII века.
— В Кавалезе есть даже постройки XV века, — с гордостью сказала Лючия. — А некоторые уголки этого городка даже напоминают Венецию. Например, горбатые мостики над речушками, похожи на мосты над каналами.
— Я не был в Венеции, — признался Морис, — к сожалению…
Лючия всплеснула руками:
— Неужели не был?! — и добавила: — Как бы я хотела показать тебе Венецию! Это удивительный город, который, по-моему, просто создан для любви.
— Так давай поедем в Венецию! — предложил Морис. — Это же недалеко отсюда.
— Часа за четыре можно добраться, — подтвердила Лючия, всерьез задумавшись над этим предложением. — Надо подумать. Венеция прекрасна в любое время года, даже в феврале. Жаль только, что кончился карнавал.
— Ничего, что кончился, — Морис прижал девушку к себе, — на карнавал мы с тобой поедем в следующем году. А через пару дней махнем в Венецию. Хочу, чтобы ты показала мне этот город. Я давно мечтал посмотреть Венецию.
Лючия погладила его по щеке, и их губы снова слились в долгом поцелуе.
— Ты не забыл, — медленно проговорила девушка, — что приехал сюда не со мной?
— Катрин сказала, что послезавтра уедет домой. И попросила завтра напоследок покататься вместе с ней.
— Ну, тогда будет видно, — неопределенно проговорила Лючия, не желая возвращаться к теме, от которой они отошли.
Она взглянула на свои часики и ахнула:
— Начало третьего! А мы не проехали еще и половины пути! Вот уж поистине счастливые часов не замечают!
Морис улыбнулся и обнял ее.
— Да, надо ехать. — Он встал и протянул Лючии ее куртку.
Солнце было уже не очень жарким: оно готовилось к закату, торопя припозднившихся лыжников.
…Без единой остановки они проехали три километра до нового подъемника, а когда остановились, опираясь плечами на палки и тяжело дыша, с восторгом посмотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова. Чуть отдышавшись, Морис наконец сказал:
— Ай да мы! Первый раз я испытываю такое единение с женщиной на склоне! Оно близко к
