Чекарем.
Петрович задумывается. Постукивает протезом.
– Только у него может ничего не выйти, – продолжает Димка. – Не пойму я, что он удумал…
– – Да, дело трудное, – соглашается Петрович. – Эх, переждать бы еще, переждать, урок-то меньше становится, прибирают их, видишь ты, к рукам. Развелось в войну, паразитов.
– Надо мне срочно уехать. Далеко.
– Вот-вот! – вскидывается Петрович. – Это ты правильно разметил. Потом объявишься – и все забыто,
– Может, этих урок еще лет десять будут прибирать, – мрачно бурчит Валятель. – Ты, Петрович, от клопов знаешь средство – «Три шарика»?
– Новое? – подсказывает Петрович. – Можно наладить дело? Сейчас от клопов сильно люди нуждаются.
– Новое, – У Валятеля жмурятся, искрятся темные глаза. – И верное средство.
– Ну-ну?
– Одним шариком по дивану стучишь. Клопы начинают вылезать, ты подставляешь второй шарик. А потом, как вползет на шарик, третьим шариком сверху стук – и готов. Наверняка насмерть.
– Да ну тебя! – машет рукой Петрович. – Я всерьез.
– Так вот и урок не скопом же будут выводить, керосину такого на них нет.
– Петрович, я серьезно, – не теряет нити разговора Димка; – Если Гвоздь надумал что-нибудь опасное, я лучше уеду.
Петрович в раздумье.
– Да верно, что надумал… Слышал я, слышал краем уха разговор в шалмане и кое-чего сообразил.
– Ну, что, что?
– Понял я так, что Гвоздь и еще двое-трое, Яшка, Арматура, хотят Чекаря на драку подманить. Так устроить, чтобы вроде он начал. Ну, и на этом деле его кумки подзаметут… Шелешенко уж постарается, Чекарь ему поперек горла стоит, он давно царь на Инвалидке,
– Хитро больно.
– И я думаю – хитро. Чекарь, прежде всего, один не ходит. С ним Зуб завсегда, а там подальше еще двое-трое хоронятся, и не с пустыми руками. А еще хуже всего, что Чекарь на драку не поддастся, хоть ему дерьмо в морду кинь. Только утрется. А уж потом в темном месте, когда десять на одного, отыграется. Уж как отыграется – и без свидетелей. Я-то Чекаря знаю. Другой блатняга напролом прет… А Чекарь, тот потому Инвалидку оседлал, что очень хитер и одними чужими руками.
Димка кивает. Он так и думал, что Гвоздь, с его решительностью и натиском, кинется в драку. Не удержится. Его подогревает былой позор, мучает еще со времен заключения, когда он вынужден был терпеть власть блатняг. Уж теперь Гвоздь постарается взять верх. Да только, пожалуй, Петрович, с его рыночным многолетним опытом, изучил урок, и особенно Чекаря, не хуже, а лучше прямого Гвоздя. Настало время действовать и ему, Димке; достаточно он отсиживался в закутке и выжидал,
– Петрович, – спрашивает он. – Ты мне денег на дорогу дашь? Я сегодня же исчезну… И Гвоздю скажешь – пусть успокоится. Со временем вернусь.
– Так не уговаривались, – вмешивается обеспокоенный Валятель.
– Он дело, дело говорит, – останавливает его Петрович. – Вот только достанется мне от Гвоздя за такое самоуправство.
– Так я же сам. Твое дело только помочь. Мне до Украины бы, до Полесья. Да обратно.
– Обратно ты ж не скоро.
– Все равно, Не помирать еду.
– А сколько туда?
– Тысяча верст.
– Денег сколько?
– Рублей сорок.
– Это плацкартный?
– Не, бесплацкартный. Самый дешевый, на багажной полке.
Петрович вздыхает и, достав мятые деньги, начинает выпрямлять бумажки. Он не скупердяй, Культыган, но, как и всякий рыночный торговец, знает цену копеечке. Да к тему же у неге дома трое, постоянно раскрытых ртов да жена, говорят, последнее время стала в просторных платьях ходить. Тут хочешь не хочешь, а научишься считать.
– Держи. – Петрович протягивает Димке восемь червонцев. И, подумав, добавляет еще две бумажки. – Колбаски там купить. Хлебушка. В дороге все же. Не у мамы родной.
– Я тебя провожу, – говорит Валятель.
– Днем лучше идите, – советует Петрович. – К вечеру по вокзалам урканья больше будет. Увидит кто из этих…
То ли рад он, Петрович-культыган, что Димка уезжает, то ли огорчен – не поймешь. Да, может, он и сам не понимает…
