Комната в крестьянской избе.
Поэт и машинист.
Машинист. Вы действительно считаете, что это поможет?
Поэт. Я вас прошу — нет, я вас просто умоляю — не откажите мне в моей просьбе! Это моя единственная надежда!
Лейтнер. Что это еще опять такое? Как эти люди попали к Готлибу в комнату?
Шлоссер. Я уже ничему не удивляюсь.
Машинист. Но, право, дружище, вы требуете слишком многого. Чтобы сделать все это в спешке, без подготовки…
Поэт. О, вы, по-моему, сговорились с ними со всеми, вы тоже рады моему провалу.
Машинист. Да вовсе нет!
Поэт (падает перед ним ниц). Так докажите это и исполните мою просьбу! Когда публика снова начнет так громко выражать свое возмущение, подайте знак, чтобы запустили сразу все машины! Второе действие и так уже закончилось совсем иначе, чем у меня в рукописи…
Машинист. А это еще что такое? Кто сообразил поднять раньше времени занавес?
Поэт. О, все несчастья на мою голову! Я погиб! (Пристыженный, убегает за кулисы.)
Машинист. Такого кавардака еще не бывало. (Уходит.)
Пауза.
Визенер. Это что, тоже из пьесы?
Шлоссер. Разумеется. Это для мотивировки дальнейших перемен места действия.
Фишер. Да, нынешний вечер надо поистине увековечить в «Театральном календаре».
Голос короля (за стеной). Нет, я первым не пойду, ни за что! Не хочу, чтобы меня высмеяли!
Голос поэта (за сценой). Но, дражайший мой друг, выход ваш! Этого ведь изменить невозможно!
Голос Гансвурста(за сценой). А, попытаю-ка я счастья!
Гансвурст выходит на сцену и с ужимками и гримасами раскланивается перед публикой.
Мюллер. А как Гансвурст попал в Готлибову избу?
Шлоссер. Наверняка выдаст сейчас какой-нибудь пошлый монолог.
Гансвурст. Прошу прощения, если я дерзну произнести несколько слов, не относящихся, собственно, к пьесе.
Фишер. Ну, вы бы лучше помолчали! Вы нам и в пьесе-то осточертели, а теперь еще…
Шлоссер. Гансвурст имеет наглость обращаться к нам?
Гансвурст. А почему бы и нет? Ведь если меня высмеют, я буду только рад. Больше того — я горячо желаю, чтобы надо мной посмеялись. Так что не стесняйтесь.
Лейтнер. А это даже забавно!
Гансвурст. О, что не пристало королю, вполне пристало мне. Вот он и не захотел выйти первым, а поручил мне важную функцию предуведомления.
Мюллер. Не хотим ничего слушать!
Гансвурст. Дражайшие немецкие соотечественники!..
Шлоссер. Как? Я полагал, что действие происходит в Азии?
Гансвурст. Да, но сейчас я обращаюсь к вам просто как актер к зрителям.
Шлоссер. Ну все, люди, я отключился. Я уж точно сошел с ума.
Гансвурст. Соблаговолите же услышать, что предыдущая сцена — та, которую вы только что видели, — совсем не относится к пьесе.
Шлоссер. Не относится к пьесе? А как же тогда она в ней очутилась?
Гансвурст, Слишком рано подняли занавес. Эта была частная беседа. Ничего подобного, конечно, не случилось бы в нашем театре, не будь за кулисами такая жуткая теснота. Если же вы успели поддаться сценической иллюзии, то это уж совсем плохо; будьте тогда так любезны и стряхните ее с себя — эта иллюзия не в счет, а вот с того момента, как я уйду — понимаете? — действие только и начнется. Между нами говоря, все, что было до сих пор, к делу вообще не относится. Но в накладе вы не останетесь — скоро будет много чего такого, что очень даже относится к делу; я говорил с самим автором, и он мне в этом поклялся.
Фишер. Да, уж вашего автора только слушай.
Гансвурст. Вот именно! Пустое место, правда? Ну, я очень рад, что кое-кто разделяет мои вкусы.
Голоса из партера. Мы все, мы все!
Гансвурст. Покорнейше благодарю. Большая для меня честь. Да, видит бог, поэт он — тьфу. Ну вот хотя бы такой пример: какую жалкую роль он отвел мне! Где я у него предстаю остроумным, потешным? Я появляюсь вообще где-то на задворках, и есть у меня подозрение, что если бы я по счастливой случайности сейчас к вам не вышел, я бы вообще больше в пьесе не появился.
Поэт (вырываясь на сцену из-за кулис). Наглый самозванец!
Гансвурст. Вот видите — даже той маленькой роли, которую я сейчас играю, он завидует!
Поэт (отвешивает на другом конце сцены поклон публике). Почтеннейшие! Я никогда бы не отважился дать этому человеку большую роль, ибо я знаю ваш вкус…
Гансвурст (на другом конце сцены). Ваш вкус? Вот видите, какой завистник! Ведь вы все только что заявили, что мой вкус — это ваш вкус.
Поэт. Я хотел сегодняшней пьесой лишь подготовить вас к еще более вольным порождениям моей фантазии.
Весь партер. Как? Что?!
Гансвурст. Уж конечно, к пьесам, в которых у меня не будет вообще никакой роли.
Поэт. Подобное воспитание должно идти исподволь, шаг за шагом.
Гансвурст. Не верьте ему — все врет.
Поэт. Я откланиваюсь, дабы не прерывать больше хода пьесы. (Уходит.)
Гансвурст. Адье, до скорого! (Уходит и тут же возвращается.) A propos![3] — еще одно: эта наша размолвка к пьесе тоже не относится. (Уходит.)
Партер смеется.
