Гинц (весь дрожа от страха, вынимает записную книжку). Позвольте мне пометить это достопримечательное событие для своего путевого журнала… Но прошу вас, соблаговолите теперь принять свой естественный, столь приятный для ока вид — я весь трепещу от страха.
Отродье (принимая естественный вид). Ну что, приятель, здорово?
Гинц. Поразительно! Но еще одно… Говорят, вы можете превращаться в совсем крохотных зверушек… с вашего позволения, это представляется мне еще более удивительным, потому что — скажите, куда же девается тогда ваше внушительное тело?
Отродье. И это покажу. (Превращается в мышь.)
Гинц набрасывается на нее, отродье ускользает в другую комнату, Гинц за ним. Через секунду Гинц возвращается.
Гинц. Свобода и равенство! Закон уничтожен! Открыт путь к власти для третьего сословия — для моего Готлиба.
В партере общий топот и шиканье.
Шлоссер. Значит, все-таки пьеса о революции? Нет, тогда уж лучше не топать.
Все продолжают топать, Визенер и кое-кто из зрителей аплодируют; Гинц шмыгает в угол и исчезает. Слышно, как за сценой поэт громко с кем-то препирается, затем он выбегает на сцену.
Паузы во время последующего монолога заполняются гулом и топотом из партера, и поэт говорит речитативом, — так что получается своего рода мелодекламация.
Поэт. Что же делать? Пьеса сейчас кончится, и все бы сошло гладко… Как раз от этой высокоморальной сцены я и ожидал столь бурного успеха… Если бы до королевского дворца не было так далеко, я бы сбегал за усмирителем, он уже в конце второго действия продемонстрировал мне, как справедливы все басни про Орфея… Ах, ну не глупец ли я? Совсем спятил! Ведь это же театр, и усмиритель наверняка торчит где-нибудь за кулисами! Пойду поищу его… Я должен его найти… В нем мое спасение. (Убегает, но тут же возвращается.) Там его нет!.. Господин, усмирите ль!.. Увы, лишь гулкое эхо смеется надо мной. Он покинул меня, своего творца!.. О! Да вон он! Поволоку его сюда! (Бросается за кулисы.)
Голос усмирителя (из-за кулис). Не пойду, не пойду!
Голос поэта. Да почему же?
Голос усмирителя. Я уже переоделся!
Голос поэта. А, ничего!
Поэт выталкивает усмирителя из-за кулис. Тот появляется в своем обычном костюме, но с глокеншпилем.
Усмиритель. Ну, под вашу ответственность. (Играет и поет.)
В священном этом храме Для злобы места нет. Не мучься здесь грехами, Любви познай завет, И верный друг тебя введет В тот светлый мир, где счастье ждет. Партер разражается аплодисментами. Тем временем декорации на сцене меняются, появляются огонь и вода, как в «Волшебной флейте», в глубине виден храм Солнца, раскрываются небеса, на которых восседает Юпитер, внизу разверзается ад с Теркалеоном, чертями и ведьмами; взвиваются ракеты, публика неистовствует, общий гвалт.
Визенер. Сейчас кот еще должен пройти сквозь огонь и воду, и тогда уж конец.
Выходят король, принцесса, Готлиб, Гинц и слуги.
Гинц. Вот это дворец маркиза де Карабаса… Черт побери! Как тут все переменилось!
Король. Дивный, сказочный дворец!
Гинц. Ну, раз уж дело подошло к концу (берет Готлиба за руку), вам надо сначала пройти вот тут сквозь огонь и вон там сквозь воду.
Под звуки флейты и звон литавр Готлиб проходит сквозь огонь и воду.
Вы выдержали испытание; теперь, мой принц, вы способны править государством.
Готлиб. Править государством — весьма мудреное дело, мой Гинц.
Король. Примите же теперь руку моей дочери.
Принцесса. О, как я счастлива!
Готлиб. Я тоже. Но, мой король, я желал бы вознаградить моего слугу.
Король. А как же, а как же! Возвожу его в дворянское достоинство. (Вешает коту на шею орден.) А как его, собственно, зовут?
Готлиб. Гинц. Родом он из совсем незнатной семьи — но заслуги возвышают его.
Леандр (протискиваясь вперед)
Вослед за королем скакал весь день я И вот теперь прошу соизволенья Запечатлеть посредством рифмы звучной Комедии финал благополучный. Котов воспеть хочу в куплетах строгих, Их славный род, что столь достойней многих Шныряющих вкруг нас четвероногих. Они в Египте были божествами, Изиде приходились кумовьями, Коты ль не охраняют и поныне Верней, чем древних боги и богини, Нам чердаки, подвалы и амбары? 
