«Под этим небом черной неизбежности…»

Тех нет — Семирамидовых орлов,
Почил великолепный князь Тавриды…
В немилости Мамонов и Орлов,
Их множат дни печальные обиды.

А там война и новых лавров ток.
Всем суждено к его ногам склониться.
Но выше высшего взлететь не смог
Последний фаворит седой Фелицы.

И дни последние в зловещем сне
Екатерининским конец затеям.
Лишь пышный гроб в соборной тишине
Стране напомнит о делах Астреи.

Дорога к милостям теперь узка,
Но он о власти мысли не оставил
Здесь заговор. Пусть в Гатчине пока
Неистовствует сумасшедший Павел.

«Призрак Блока на Офицерской…»

Призрак Блока на Офицерской,
Анненского — в Царском Селе.
На земле изолгавшейся, мерзкой,
Места нет им на этой земле.

Я когда-то шел по Литейному,
Ветер с Ладоги шел со мной,
Дорогами узкоколейными
В пригородах весной.

Зацветая почками клейкими,
Летний сад ворошил и пел,
Масленичными вейками,
Бубенчиками звенел.

Иными стали созвездия,
Растеклась их горькая соль.
«Юность — это возмездие».
Юность — кроткая боль.

В туманы и ночи белые
Уходил ты, молча скорбя.
Что с тобой, мой город, сделали?
Переименовали тебя…

А теперь и не снится мне
Невский, площадь возле Дворца,
Над желтеющими страницами
«Кипарисового ларца».

«Белая матроска. Синие глаза…»

Белая матроска. Синие глаза.
Высоко, над лесом, дальняя гроза.

Говорит о чем-то древняя река,
А в моих ладонях — смуглая рука.

Горько пахнет ночью вялая трава.
Золотые кудри. Тихие слова.

Всё о чем-то тайном. Может быть, о том,
Что за знойным ветром будет дождь и гром,

Что над нами грянет гневная гроза,
И потухнут завтра синие глаза.