– Тебя это не касается.
Аркадий сказал:
– Когда я работал следователем, мне приходилось смотреть на мертвых людей. Теперь я простой советский рабочий и должен смотреть только на мертвую рыбу. Счастливо оставаться.
Он шагнул к двери. На Славу это произвело удручающее впечатление.
– Она попала в сеть, – быстро проговорил он.
– Неужели? – Помимо своей воли Аркадий заинтересовался. – Это необычно.
– Взгляни.
Аркадий вернулся к столу и откинул простыню. Женщина была небольшого роста. Волосы неестественно белые, словно обесцвеченные, но черные у корней. Тело бледное, бескровное, холодное как лед. Рубашка и джинсы облепляли ее, как мокрый саван. На одной ноге была красная пластиковая туфля. С удлиненного лица смотрели затуманенные карие глаза. У рта – родинка. Он поднял ее голову, потом мягко опустил на стол, пощупал шею и руки. Руки были в ссадинах. Ноги уже окоченели. От тела исходило зловоние почище, чем от любой рыбы. В туфлю набился песок – значит, тело подняли со дна. Кожа поцарапана от предплечий до ладоней, скорее всего, царапины оставила сеть, когда ее тащили наверх.
– Зина Патиашвили, – произнес Аркадий. – Она работала в кафетерии на раздаче.
– Она изменилась, – задумчиво заметил Слава, – по сравнению с тем, как она выглядела живой.
Не то слово «изменилась», подумал Аркадий. Здесь наложили отпечаток и смерть, и море.
– Когда она упала?
– Часа два назад, – ответил Слава. Он, подбоченившись, стоял в изголовье стола. – Она, должно быть, была на палубе и упала, когда спускали сеть.
– Кто-нибудь это видел?
– Нет, было темно, сильный туман. Она, вероятно, утонула сразу же – потеряла сознание от шока или просто не умела плавать.
Аркадий несколько раз сжал дряблую шею трупа.
– Она умерла минимум сутки назад. Трупное окоченение начинается с головы и держится некоторое время.
Слава слегка покачивался на пятках. Однако корабельная качка была тут ни при чем. Кинув взгляд на дверь, Аркадий понизил голос:
– Сколько американцев на борту?
– Четверо. Трое – представители компании, один – наблюдатель.
– Они знают?
– Нет. Двое представителей еще спят, третий – на мостике, а оттуда не разглядишь, что творится на траловой палубе. Наблюдатель пьет чай. К счастью, бригадир сообразил и прикрыл тело, прежде чем его смогли увидеть американцы.
– Сеть доставлена с американского траулера. Разве они не заметили?
– Им наплевать, что попалось в сети, разве что мы им расскажем, – Слава задумался. – Нам нужно подготовить приемлемое объяснение на всякий случай.
– Объяснение, говоришь? Она работала на камбузе?
– Да.
– Может, пищевое отравление?
– Не пойдет. – Лицо Славы покраснело. – Доктор осмотрел ее, когда мы принесли тело, и сказал, что она умерла всего два часа назад. Если бы ты был хорошим следователем, то до сих пор сидел бы в Москве.
– Пожалуй.
Смена Аркадия закончилась, и он отправился в каюту, которую делил с Обидиным, Колей Мером и электриком Гурием Гладким. Ни один из них не был образцовым матросом. Гурий валялся на нижней койке, уткнувшись в американский каталог. Обидин повесил куртку в шкаф и смывал слизь, налипшую на бороду, словно паутина на веник. Огромный крест болтался у него на груди. Голос его был гулким, как раскаты грома: если бы покойник мог заговорить из могилы, его голос звучал бы именно так.
– Это не по Писанию, – говорил он Коле, глядя на Гурия. – Это дело рук Антихриста.
– Он даже в кино не ходит, – сказал Гурий, когда Аркадий вскарабкался на верхнюю койку. В свободное время Гурий постоянно носил темные очки и черную кожаную куртку, словно летчик. – Знаешь, что он собирается делать в Датч-Харборе? Пойти в церковь.
– Да, там есть храм, – сказал Обидин. – Тамошние люди уважают святую веру.
– Какая вера? Какие люди? Это же алеуты, дикари вонючие!
Коля считал свои горшочки. У него было пятьдесят картонных горшков, каждый диаметром в пять сантиметров. Он учился на ботаника, и, когда рассуждал о порте Датч-Харбор и острове Уналашка, можно было подумать, что судно идет прямым курсом в райские кущи, а Коля собирается составить там неплохой гербарий.
– Из рыбы выходит отличное удобрение, – сказал он.
– Ты в самом деле думаешь, что они продержатся до Владивостока? – внезапно спросил Гурий. – Что же