никто не посмеет играть с вашей добродетелью, — объявил граф.
— Словно я допущу нечто подобное! — резко бросила Филиппа. — Полагаете, что, живя при дворе три года, я позволила себя скомпрометировать, милорд? Стыдитесь!
— Утверждаете, что не разрешили себя поцеловать ни одному придворному? — рассердился граф.
— Конечно, не…
Филиппа осеклась. Сэр Роджер Майлдмей. Но как объяснить это графу Уиттону?!
— До прошлой весны ни разу, — призналась она.
Я берегла себя для Джайлза, а он меня отверг. Сесилия заявила, что мне в моем возрасте полагается хотя бы научиться целоваться, вот и даровала другу эту привилегию.
— Значит, вы позволили гневу завладеть собой, — спокойно констатировал граф. — Чувства никогда не должны брать верх над разумом, Филиппа. Подобное поведение может привести к фатальной ошибке. Кто же был этот… друг?
— Сэр, я не люблю сплетен! И потом, это был всего лишь сэр Роджер! И вполне невинный поцелуй! Он не допускал других вольностей. Сэр Роджер действительно мой друг. Но Сесилия сказала, что именно ему подарила свой первый поцелуй и что из всех придворных он лучше всех целуется.
Граф не знал, то ли смеяться, то ли читать нотации. Очевидно, королева порядком распустила фрейлин, хотя, если вспомнить о состоянии здоровья бедняжки, чудо еще, что не разразились более громкие скандалы.
— Пока мы не обвенчаемся, если вообще обвенчаемся, вы прекратите свои опыты с поцелуями. Если вам так уж не терпится целоваться, готов предложить свои услуги.
— Почему это вдруг? — надулась Филиппа. — Какой вред от невинных поцелуев?
— Ваши колебания возбуждают мое любопытство, и я не могу не раздумывать, почему вы противитесь.
— Повторяю, вы делаете из меня дурочку. Нельзя же вызвать человека на дуэль из-за каких-то поцелуев, да еще в прошлом году, до того как мы познакомились.
— Вызвать на дуэль? — изумился граф. — Но зачем?!
— Разве вы не считаете, что мое поведение опозорило вас и следует смыть пятно с фамильной чести? — наивно спросила она.
— Нет, Филиппа, не хочу я убивать молодого человека за стремление утешить несчастную девушку несколькими поцелуями, да еще задолго до того, как я познакомился с ней. Простите, но вы меня не так поняли.
— Вот как? — пробормотала Филиппа, чувствуя себя ужасно глупо. — В таком случае почему же вы настаиваете на совместной поездке во Францию?
— Если вы собираетесь стать моей женой, Филиппа, я не могу оставить вас одну в таком длительном путешествии. Так попросту не делается. Я должен сопровождать вас как будущий муж.
— Мы можем обручиться и после возвращения из Франции!
— Если помолвка не состоится до поездки, думаю, ее вообще не будет. По вашим словам, в апреле вам будет шестнадцать. В начале августа мне исполнится тридцать один год. Нам некогда больше ждать. Мне как можно скорее необходим наследник. Я готов позволить вам ехать во Францию вместе с остальным двором, но я должен быть рядом. И сразу же по возвращении мы поженимся. Если вы не согласны на мои условия, думаю, ни к чему продолжать наше знакомство.
Глава 8
— Просто не поверишь, чего только он мне не наговорил! — заявила лорду Кембриджу возмущенная Филиппа. Слова графа так потрясли ее, что она опрометью выбежала из зала. И сейчас, захлебываясь, принялась излагать содержание беседы.
— Но я согласен с ним, дорогая, — спокойно пожал плечами Томас.
— Он ведет себя так, словно не доверяет мне, дядюшка! Я не могу выйти замуж за подобного человека, — еще больше рассердилась Филиппа.
— Даже знай тебя Криспин достаточно, чтобы доверять, все равно не позволил бы тебе поехать во Францию без сопровождения. А теперь возвращайся в зал и исправь положение.
— Дядя! — запротестовала она, хмурясь.
— Филиппа, это идеальный для тебя брак. Если, разумеется, ты не оттолкнула графа своим ребяческим поведением. Мы немедленно возвращаемся в зал! — строго оборвал ее Томас. Филиппа удивленно вскинула брови. Лорд Кембридж никогда еще не говорил с ней таким тоном.
— А с мамой ты тоже так разговаривал? — возмутилась она.
— Не приходилось. Она не давала мне повода. А теперь — в зал!
И, мягко подтолкнув к выходу, он повел ее по коридору в зал, где стоявший у окна граф Уиттон мрачно рассматривал реку. Заслышав шаги, он обернулся.
— Филиппа пришла извиниться за свое поведение, — пояснил лорд Кембридж. — И с радостью соглашается на поездку во Францию в вашем обществе. Филиппа?
— О, будь по-вашему, — неохотно пробормотала девушка. — Прошу прощения, милорд.
— Ну вот, — почти промурлыкал Томас. — Теперь вы снова сможете быть друзьями. И поскольку вы оба — люди гордые и независимые, пора бы научиться искусству компромисса, не так ли?
— Согласен, — кивнул граф, глядя на Филиппу.
— Извините, что оставила вас так внезапно, — выдавила Филиппа, — но меня расстроило ваше недоверие, сэр. Никто и никогда не сомневался в моей чистоте.
— Включая и меня. Я просто беспокоюсь за ваше доброе имя, Филиппа. И счастлив, что мы останемся друзьями. И что вы согласны принять мою помощь для поездки во Францию.
— Разумеется, — кивнула она.
— Превосходно! Превосходно! — воскликнул лорд Кембридж, широко улыбаясь. — А теперь, дорогие, я умираю от голода, а вы были так заняты спором, что даже не заметили накрытого стола. Филиппа, ты останешься на ночь. На улице льет как из ведра, и я не желаю подвергать тебя опасности, отсылая во дворец в такую погоду. Утром будет видно.
Ужин, как всегда, был обильным и вкусным. Повар лорда Кембриджа был истинным мастером своего дела. Сначала подали тонко нарезанные ломтики семги, отваренной с укропом. За ней последовали свежие устрицы и большие креветки, тушенные в вине и сервированные с лимоном. Далее на столе оказались жирная утка, плавающая в подливке из густого красного вина, пирог с кроликом, блюдо отбивных и еще одно — с ветчиной. При виде серебряного блюда с аппетитными артишоками глаза Филиппы широко распахнулись.
— Дядюшка! Где ты их достал?! Я думала, король держит их исключительно для себя. Ты ведь знаешь, как он обожает артишоки.
Лорд Кембридж лукаво усмехнулся:
— Видишь ли, дорогая, у меня свои методы, как ты хорошо знаешь. Кроме того, я тоже обожаю артишоки.
— Но для них сейчас не сезон, — заметил граф, накладывая себе артишоков.
— И тем не менее мне удалось их получить, — усмехнулся Томас, отрывая кусок от теплого каравая и щедро намазывая его маслом, прежде чем откусить.
— На кухне дяди Томаса всегда творятся настоящие чудеса, где бы он ни жил, — заметила Филиппа.
— Значит, у вас не один дом? — спросил граф.
— Здесь, в Гринвиче и, конечно, в Оттерли, — ответила за Томаса Филиппа. — И все дома совершенно одинаковы снаружи и внутри, поскольку дядя не любит перемен. Я права, дядюшка?
— Без сомнения. Мне проще жить, когда, где бы я ни оказался, обстановка всегда знакомая.
— Только обивка разная, — вставила Филиппа, улыбаясь.
— Небольшое разнообразие не помешает, — сухо заметил лорд Кембридж.
Обед завершился тарталетками из зимней груши и миской взбитых девонских сливок. Кубки не пустовали, и в комнате становилось все уютнее, хотя за окном лил ледяной дождь — первый знак скорого наступления весны.
— Филиппа прекрасно играет в шахматы, дорогой Криспин, — объявил лорд Кембридж. — Я сам ее учил.
