Джо Холдеман
Слепая любовь
Почему не все слепые гениальны?! — спросил Клитас Джефферсон сам у себя. Вот с этого все и началось. Клитасу едва сравнялось тринадцать, но это был хороший вопрос, и он потратил еще четырнадцать лет, чтобы на него ответить. А после взял и изменил наш мир.
Юный Джефферсон был блестящим самоучкой во всех отраслях математики. Он также был зануда и нелепый чудик, каких доселе свет не видывал. Еще он был счастливым обладателем набора лабораторной посуды и реактивов для химических опытов, микроскопа, телескопа и двух или трех компьютеров в придачу.
Кое-какие из этих вещей Клитас приобрел на деньги, которые выиграл в покер, но основным источником его дохода служила деятельность на ниве просвещения, то бишь натаскивание туповатых соучеников в области точных наук. Вся школа дружно именовала Клитаса Джефферсона «ботаником».
Но даже самые занудные из «ботаников», даже самые чудаковатые игроки в покер, решающие в уме дифференциальные уравнения, не застрахованы от внезапных стрел Купидона и могучей тестостероновой бури, которая сопровождает их острые уколы в тринадцать лет. Клитас знал, что он безобразен и стараниями своей матушки смехотворно одет. Он также был неуклюжим коротышкой и ни разу в жизни не угодил мячом туда, куда метил.
Но все это Клитаса нисколько не волновало, пока его железы внутренней секреции не принялись вырабатывать химические вещества, которых не было среди его лабораторных реактивов.
Тогда Клитас начал аккуратно расчесывать волосы и обзавелся новыми одежками, которые уродовали его уже в соответствии с модой, но ничего не мог поделать с тем, что оставался пухлым, неуклюжим коротышкой с карикатурно неправильными чертами лица. В школе Клитас был самым младшим, хотя учился в выпускном классе, и единственным чернокожим, а Вирджиния 1994 года относилась к этому факту все еще не вполне терпимо.
Если бы любовь была хоть чуточку разумней, а сексуальные импульсы хоть изредка поверялись логикой, то следовало ожидать, что Клитас, будучи Клитасом, трезво оценит ситуацию и приищет себе нечто особенно тихое и домашнее. Но, разумеется, ничего подобного не произошло. Он просто раз за разом, со всем пылом мужающего отрочества, атаковал реальность, как игральный автомат, чтобы раз за разом быть отвергнутым с первого взгляда каждой из Мэри, и Джуди, и Дженни, и Вероник, наличествующих в известном ему пространстве. В пух и прах проигравшись на уровне красавиц, он опустился на уровень очаровашек, а после на уровень хорошеньких, и миленьких, и простушек, и ехидных оригиналок, и наконец неодолимая сила статистики привела Клитаса Джефферсона к Эми Линдербаум, которая не отшила его с первого взгляда, поскольку была слепой.
Все прочие школьники сочли ситуацию презабавной. Помимо слепоты, Эми на две головы возвышалась над своим ухажером и обладала… как бы выразиться помягче… почти столь же неклассическими чертами лица. Ее пес-поводырь, приземистый, черный и раскормленный, просто до неприличия смахивал на Клитаса. Эми была новенькая, ибо Линдербаумы лишь недавно поселились в округе, и все вели себя с ней ужасно вежливо, поскольку она была слепая и из богатой семьи. Но настоящих друзей у Эми не завелось, и тут как раз пригодился Клитас.
До этого Клитас получал от Купидона лишь тычки да язвящие стрелы. При иных обстоятельствах между ним и Эми мог бы возникнуть мимолетный романчик, основанный на шатком единстве противоположностей, но в реальности их знакомство вылилось в тесный эмоциональный и интеллектуальный союз. Этому союзу было неотвратимо суждено возбудить в грядущем веке такое цунами, которое закончится необратимой трансформацией всего человечества. А роль первоначального толчка для этого цунами сыграла скрипка.
Одноклассники Эми вскоре стали подозревать, что она тоже в своем роде «ботаник», но какой именно подвид этого мало распространенного класса представляет, догадаться никак не могли. С компьютером новенькая управлялась превосходно, но без видимого фанатизма, просто эта треклятая штука ей была действительно нужна. Не фанатела Эми также ни от математики или истории, ни от всех прочих наук, ни даже от «Звездных войн» и борьбы за ученическое самоуправление в школе. Кто бы мог с уверенностью определить, в чем ее чудинка? На самом деле Эми была без ума от музыки, но в силу застенчивости не торопилась демонстрировать эту любовь. Поначалу Клитаса привлекало в Эми лишь то, что она девушка, от природы лишенная пресловутых Y-хромосом, и при этом замечательном свойстве от него не шарахается. Позже, когда он с удовольствием обнаружил, что Эми вдобавок умна и прочитала уже столько книг, сколько и не снилось большинству его одноклассников вместе взятых, их роман принял более глубокую и затяжную форму, а ведь о скрипке пока еще речи не было.
Эми нравилось, что Клитас не дразнит ее собаку и не стесняется с затаенным любопытством выспрашивать у нее, каково же на самом деле жить слепой. Она научилась оценивать людей по голосам, и первая же фраза Клитаса ясно сказала Эми, что перед ней почти мальчик, чернокожий, довольно робкий, законченный зануда и родом не из Вирджинии. По модуляциям его голоса и мучительным паузам она заключила, что мальчик собою нехорош или, по крайней мере, твердо в этом уверен. Эми была старше его на несколько лет и гораздо крупнее, но в остальном они составили неплохую компанию по интересам и проводили немало времени вместе.
Музыка относилась к тем немногим вещам, о которых Клитас не имел почти никакого представления. Тот факт, что другие школьники тратили бездну времени, чтобы вызубрить наизусть тексты сорока горячих хитов, для Клитаса был лишь доказательством их умственной неполноценности, если не сказать помешательства. Положение усугублялось тем, что его собственные родители обожали итальянскую оперу. Храм музыки, опирающийся, с одной стороны, на невнятные бормотания о несчастной любви, а с другой, на истошные рулады и завывания иностранцев, выглядел в глазах Клитаса отнюдь не той вселенной, какую ему хотелось бы изучить… До тех пор, пока Эми не взяла в руки скрипку.
Встретившись, они сразу же начинали говорить, говорить и говорить. Они сидели вместе за ланчем и вместе гуляли на переменах. Если погода была хорошая, они устраивались поболтать во дворе школы, перед занятиями и после них. Эми даже попросила своего шофера приезжать за ней после уроков попозже. Через три недели такого роскошного времяпрепровождения Эми пригласила Клитаса к себе домой на обед.
Клитас колебался: он знал, что ее родители очень богаты. С другой стороны, ему было любопытно взглянуть на подобный образ жизни, и кроме того, Клитас был достаточно увлечен Эми, чтобы героически спрыгнуть с обрыва, если она как следует его попросит. Он даже потратил часть своих денег, чтобы купить новый костюм, и при виде этакого матушка Клитаса нервно схватилась за валиум.
Поначалу все было ужасно: его ошеломил арсенал серебряных столовых приборов и множество разнообразных хитроумных закусок, ни видом своим, ни вкусом не смахивающих на человеческую еду. Впрочем, Клитас подозревал, что придется пройти через тест, а он всегда превосходно справлялся с тестами, даже если все правила приходилось вычислять на ходу.
Эми рассказала ему, что ее папа — миллионер в первом поколении и сделал себе состояние на собственных патентах в области электроники. Поэтому всю субботу Клитас провел в университетской библиотеке, сперва разыскивая эти патенты, а после заучивая из них избранные места. Для папы, по крайней мере, он был недурно подготовлен, и затраченные усилия не пропали даром.
За супом все четверо побеседовали о компьютерах. Когда подали коктейль из лангустов и креветок в розовом соусе, мастер Джефферсон и мистер Линдербаум сузили первоначальную тему до специфических операционных систем и оптимальных схем разбиения на партиции. На стадии тушеной говядины а-ля Веллингтон (с необычайно сложным гарниром) Клитас и Зови-Меня-Линди добрались до квантовой электродинамики, а к фруктовому салату окончательно затерялись где-то в электронных дебрях. Когда дело дошло до жареных орешков, два фаната с чувством толковали о Булевой алгебре, а Эми и ее мать обменивались понимающими вздохами, едва заслышав волшебные имена Гильберта и Салливана.
К тому времени когда все четверо перешли в музыкальную комнату, где был сервирован кофе, Линди уже испытывал к Клитасу невероятно теплые чувства, которые, несомненно, были взаимны. Но Клитас все
