хорошо их знаю. Думаю, они пришли бы в ужас, поняв, как много известно о них простым слугам.
Настал март, и снег на холмах начал таять под ветрами, дующими с юга и запада. Земля вновь зазеленела, и овцы с ягнятами мирно паслись на траве. Небо то голубело, то затягивалось дождевыми тучами. Но весна все же вступила в свои права. Прошла Пасха. Время родов приближалось.
– Я больше, чем овцематка, у которой в чреве двойня, – ворчала Розамунда. – Даже ног своих не вижу, только чувствую, что они распухли, как колбасы.
– Если наша благословенная Богородица смогла отважно выносить дитя, – с невинным видом заметил отец Мата, – то и вы сумеете.
Розамунда гневно уставилась на молодого священника.
– Только мужчина способен говорить подобные глупости, святой отец! Если сами не носили в себе новую жизнь и не видели, как ваши груди и живот раздуваются на глазах, значит, понятия не имеете, что испытывала наша благословенная Мать, как, впрочем, и любая другая женщина в подобных обстоятельствах!
При виде сконфуженной физиономии священника Оуэн разразился смехом.
– Ну откуда служителю Божию знать о подобных вещах? Он ведь не муж и не отец! Не смущайтесь, отец Мата, женщины в таком положении, как я обнаружил, чрезвычайно раздражительны.
– Розамунда, прекрати, – мягко попеняла Мейбл. – Ну сама пойми, в чем он виноват?
– В таком случае нечего повторять всякие банальности, хотя бы и церковные, – буркнула Розамунда, поднимаясь из-за стола. Недоуменная гримаса мелькнула на ее лице. Она застыла в неестественной позе и тихо ахнула. Заметив это, Мейбл поспешно спросила:
– Ребенок?
– Вроде бы ничего не болит, – медленно выговорила Розамунда, – но из меня неожиданно полилась вода, хотя это точно не моча. Что могло случиться?
Она ошеломленно смотрела на камеристку.
– Бывает, что роды начинаются схватками, иногда же просто отходят воды, – спокойно пояснила Мейбл. – Малыш решил появиться на свет. Значит, его время пришло, девочка. Походи по залу, пока мы установим у огня родильный стул. Сэр Оуэн, вы и Эдмунд знаете, что делать. Что же до вас, мой благочестивый отец, молитвы бы нам не помешали.
Розамунда принялась кружить по залу. Нежданное возбуждение охватило ее. Она станет матерью. К утру на ее руках будет лежать сын! Наследник Фрайарсгейта! Поскорее выходи из материнского чрева, маленький Хью! Да! Пусть он зовется Хью в честь Хью Кэбота, Эдвардом в память о потерянном брате и Гаем, как отец, которого она едва помнит. Хью Эдвард Гай Мередит, следующий хозяин Фрайарсгейта!
И тут первая схватка скрутила ее.;
Розамунда остановилась и вскрикнула. Волна боли захлестнула ее и быстро откатилась.
– Продолжай ходить, – наставляла Мейбл.
У очага на соломенной подстилке установили родильный стул. На огне кипел котелок с водой. Небольшой стол был завален полотняными тряпками. На другом столе стояли медный кувшин и маленький флакончик с маслом. Не забыты были и колыбель со свивальниками.
– А теперь убирайтесь отсюда, – велела мужчинам Мейбл.
– Оуэн должен остаться! – заплакала Розамунда, пока остальные потянулись к выходу.
– Роды – женская работа, – возразила Мейбл.
– Я останусь, – тихо вставил Оуэн, и Мейбл кивнула.
Розамунда ходила по залу, пока ноги не подкосились и она больше не могла стоять. Оуэн подхватил ее, не дав упасть, понес к стулу и усадил. Розамунда судорожно сжала крепкие деревянные подлокотники. Промежутки между схватками становились все короче, и ей казалось, что муки никогда не кончатся.
– Тужься, девочка, – приказывала Мейбл. – Ты должна вытолкнуть ребенка из своего тела.
– Не могу, – всхлипнула Розамунда. Ее лоб был покрыт крупными каплями пота. Дыхание со свистом вырывалось из груди.
– Ты должна! – свирепо прошипела Мейбл.
Долгие весенние сумерки перешли в темнейшую из ночей. Она длилась и длилась, и Розамунда все больше уставала, стараясь привести в этот мир наследника Фрайарсгейта.
Оуэн все время был рядом, ободряя ее, увлажняя сухие губы тряпочкой, смоченной вином, убирая длинные обвисшие пряди с мокрого лба.
Наконец, когда небо едва посветлело, Мейбл вскрикнула:
– Еще чуть-чуть, девочка! Ребенок почти вышел! При следующий схватке тужься что есть сил!
Розамунда вцепилась в подлокотники, стиснула зубы и напряглась. Тишину прорезал вопль, и Мейбл, вовремя вставшая на колени перед стулом, подхватила кричавшего младенца.
– Девочка, – воскликнула она, – и такая же хорошенькая! Совсем как ты, когда родилась!
– Но я хотела сына, – пожаловалась Розамунда.
– В следующий раз, – пообещал Оуэн, сияющими глазами глядя на свою дочь.
– В следующий раз? Да ты с ума сошел! – вознегодовала Розамунда, но и Оуэн, и Мейбл только смеялись.
– Как мы ее назовем? – спросил он у измученной жены.
