которое, узнав о нем от адвоката, может заявить об этом, дать по этому вопросу свидетельские показания, и поэтому обязанность хранения тайны носит весьма широкий характер. Сообщение этой тайны может иметь место только в отношении лиц, которые эту тайну должны будут хранить в силу своей служебной или профессиональной обязанности. Адвокат, ставший обладателем тайны, очутившийся в связи с этим в очень трудном положении, вставший перед необходимостью разрешить и щекотливые этические, и сложные процессуальные вопросы, решить, какова должна быть тактика проведения защиты, может посоветоваться по этому вопросу со своими коллегами-адвокатами или даже получить указание от Президиума коллегии адвокатов. Такое обращение не может быть запрещено — оно поможет адвокату найти наиболее правильную позицию в процессе, и наряду с этим тайна, доверенная адвокату, будет сохранена.
В знаменитом деле Курвуазье, обвинявшемся в убийстве своего хозяина лорда Вильяма Росселя и отрицавшем обвинение, подсудимый в середине процесса сознался своему защитнику Филиппсу в убийстве и просил его не оставлять защиты. Адвокат Филиппс обратился за советом к судье Пэрку.
В этом факте обращения к Пэрку никто не усмотрел ничего неправильного, хотя другие стороны поведения Филиппса по этому делу вызывали серьезные нарекания на протяжении многих лет.
В случае возбуждения против адвоката дисциплинарного преследования он имеет право сообщить в своих объяснениях и показаниях те факты, которые составляют адвокатскую тайну.[50] Президиум, в свою очередь, должен принять меры, чтобы поведанная ему тайна была сохранена. Такой точки зрения придерживается Э. С. Ривлин, который считает, что допустимо разоблачение тайны своего подзащитного, когда это необходимо в целях собственной защиты.[51]
Неправильной является точка зрения Э. Бенедикт, считавшего, что адвокату приходится хранить тайну своего клиента, даже если от нарушения ее зависит оправдание собственных его, адвоката, поступков от лжи и клеветы.[52]
Позиция адвоката при наличии профессиональной тайны
Позиция адвоката и его обязанности при наличии профессиональной тайны находятся в зависимости от того, в какой стадии процесса перед адвокатом раскрывается эта тайна и каково ее содержание.
К адвокату может обратиться гражданин в стадии предварительного расследования после привлечения его в качестве обвиняемого и даже до этого привлечения, но в предвидении того, что он может быть вызван к допросу и привлечен по делу. Обращающийся в таких случаях может интересоваться и вопросами чисто юридическими, вопросами о процессуальном порядке и процессуальных правах на следствии, но может обратиться к адвокату за советом — какие показания ему давать по делу. Само собою разумеется, что единственный совет — это давать правдивые показания. Если адвокат в первой или последующих беседах установит, что обвиняемый при допросах отрицает обвинение, которое ему предъявлено, а адвокату сознался в совершении предъявленного ему обвинения, то адвокат должен отказаться от принятия защиты по делу. Если обвиняемый заявит адвокату, что он намеревается на суде признаться в совершенном преступлении, то отпадают основания для отказа в принятии защиты.
Проф. Н. Н. Полянский описывает случай, с которым он столкнулся на первых порах своей адвокатской деятельности: при свидании в тюрьме подзащитный признался своему «казенному защитнику» в совершенной им краже, но решительно отказался признать ее на суде. Положение казалось молодому защитнику безвыходным, но вывел его из затруднения прокурор, который отказался от обвинения, и тогда защитник заявил, что не будет обременять внимание суда защитительной речью.[53]
Интересный случай описал Н. П. Карабчевский в своей работе «Как я стал адвокатом». Для первой защиты Карабчевский получил дело по обвинению в краже со взломом. Против обвиняемого были сильные улики (на нем была надета одна из похищенных рубах), но он отрицал свою вину. Защитнику он признался во всем, и защитник убедил его сознаться на суде. В день суда, уже в зале судебного заседания подсудимый заявил защитнику, что он не будет на суде признавать себя виновным: «Мы не в сознаньи». Н. П. Карабчевский очень ярко описал свое состояние, когда он услышал это: «Мы не в сознаньи».[54] Положение было спасено тем, что подсудимый не решился все-таки отрицать преступление и признал себя виновным.
Мы указывали, что в ответ на вопрос о том, какие давать показания, защитник должен посоветовать говорить правду. Но этот совет не должен носить характера уговаривания и в особенности уговаривания с обнадеживающими обещаниями. Защитник не может обещать то, что от него не зависит. Легко себе представить положение защитника, который, убеждая подсудимого сознаться, внушил ему уверенность, что ему за чистосердечное сознание суд назначит условное осуждение, а суд по делу вынес более строгий приговор. Обнадеживание представляет собою психическое воздействие, которое недопустимо в данном случае.
Если адвокат стал обладателем тайны после допущения в качестве защитника, но до открытия судебного заседания, он должен отказаться от ведения защиты — безразлично, поручена ли ему защита по соглашению с подсудимым или по требованию суда. Эта точка зрения встречает возражения, основывающиеся на том, что адвокат, отказываясь от защиты, ставит другого защитника в такое положение, которое для себя он считает неприемлемым. Как правильно указывает проф. Н. Н. Полянский, с этим возражением трудно согласиться: если обвиняемый обратится к новому защитнику, и он окажется в том же положении, что и предыдущий, то он должен будет поступить так же, как и тот, если же обвиняемый не повторит ему своего признания, то он уже будет в другом положении. Скажут: но ведь дело правосудия нисколько не выиграет от того, что обвиняемый, наученный опытом, не поставит нового защитника в затруднительное положение своим признанием. Дело правосудия, конечно, от этого ничего не выиграет, но адвокатура выиграет и в своих собственных глазах, и в глазах общественного мнения, если правилом ее профессиональной этики будет то, что ее представители не могут по соглашению с обвиняемым даже косвенно противодействовать правосудию.[55]
Адвокат в своем заявлении об отказе не может делать указаний, из которых суд мог бы установить, если и не содержание, то хотя бы существование адвокатской тайны.
Наиболее сложным является положение защитника в том случае, когда он тайну узнаёт уже во время хода судебного заседания. Уход из процесса во время судебного заседания, отказ от защиты в судебном заседании недопустим вообще и невозможен и в данном случае. Естественно возникает вопрос — в какой плоскости проводить адвокату защиту при наличии в деле адвокатской тайны.
Адвокат, продолжающий защиту после того, как подсудимый раскрыл перед ним свою тайну, не может ни в своих ходатайствах, ни в вопросах, ни в защитительной речи высказываться в направлении противоположном правде по делу.
Если в деле имеются доказательства, с неоспоримой ясностью устанавливающие виновность подсудимого, если отрицание подсудимым своей вины находится в очевидном и непримиримом противоречии с материалами дела, то адвокат не может и не должен пытаться, вопреки очевидности, опровергать обвинение. Такая позиция может быть принята адвокатом и в том случае, когда подсудимый и перед ним одинаково, как и перед судом отрицает свою вину.
Когда подсудимый при таком положении вещей признается своему адвокату, что он действительно совершил преступление, то в позиции адвоката ничего не изменится. Он и раньше не считал возможным оспаривать обвинение, он и сейчас, тем более, его оспаривать не будет.
Гораздо сложнее обстоит вопрос, когда доказательства по делу не столь уже бесспорны и неопровержимы, когда можно перед судом поставить вопрос о том, что известное сомнение в виновности
