Что Немировского взяло,
Стоявшего на расстоянье
Всего-то локтя от него
Главу стачкома не задели
Метанья возбуждённых рук.
Ведь пристава на самом деле
Страшил рабочий «политрук».
Страшили люди Кузнецова,
Их злость, отчаянье и страсть,
Готовность за вождя лихого
Без сожаленья смертью пасть.
И этот страх необычайный
Заставил пристава со зла
Толкнуть бабёнку, что случайно
К нему приблизиться смогла.
Бабёнка эта не упала,
Лишь пошатнулась, но её
Пихнул со злостью небывалой
Другой жандарм-дурачьё.
Чуть вскрикнув, женщина скользнула
Неловко под ноги толпы.
Сергея разом всколыхнуло
Негодованием слепым.
В упавшей женщине Тоткало
Свою соседку распознал
И, обозлившись, разудало
К её обидчику помчал.
Сергей (жандарм его не видел)
Бежал со стороны солдат
И подлеца легко скопытил
Пинком стремительным под зад.
Жандарм, как курица-наседка,
Руками мелко замахал
И на Сергееву соседку,
Ещё не вставшую, упал.
Но даже некая комичность
Паденья этого отнюдь
Не пересилила трагичность
Момента стычки ни на чуть.
Охваченный тревожной смутой,
Народ в неведенье застыл.
…Сергей Тоткало на минуту
Себя героем ощутил.
Но ненадолго, ибо сзади
Схватил его другой жандарм
И ножнами в литом окладе
Нанёс болезненный удар.
* * *
Считать, доверясь строкам этим,
Что у полиции в чести
Жестокость к женщинам и детям,
Не следует, как не крути.
Увы, но даже средь почтенных
По сути общностей людей
Всегда найдётся непременно
Хотя б один подлец-злодей.
А здесь – жандарма два и пристав,
Который первым двум под стать,
Кого бы мы легко и быстро
Могли б в злодеи записать.
Вредить погаже, делать хуже
Способны злыдни-подлецы,
Когда они ещё к тому же
По совместительству глупцы.
Они – толчок, что рушит домик
Построенный из мятых карт,
Который с виду сейсмостоек,
На деле ж – валкий нестандарт.
Они – крючок на мягком спуске
Нагана старого. Такой
Наган палит при всякой вструске
И встряске – как само собой.
Но следует (не в оправданье
Подобных глупоподлецов)
Отметить мира состоянье,
Что вечен в бренном ожиданье
И жажде этаких толчков.