Часы без стрелок — образ не только экспрессионистский, но в первую очередь апокалиптический. Это вечность, неподвластная нашему разуму.

О повседневной жизни

Фото «Мосфильм-инфо»
Итак, человек уверовал, получил прощение грехов. Что дальше? Побеждать и преодолевать искушения. Хозяин в «Обыкновенном чуде» обращается к Медведю и Принцессе: «Любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте — и вы будете так счастливы, что это просто чудо!».

О настоящей любви Шварц говорит и в последнем своем большом произведении — «Повести о молодых супругах». Обычно романтические сюжеты заканчиваются примерно так: «И, наконец, они встретились и поженились. Ура!». Шварц заглянул дальше брачной церемонии и затронул «проблему сосуществования». Иначе говоря: «А знаете ли, что брак — не только белое платье и праздничный стол, а каждодневное преодоление “своего плохого” ради “хорошего общего”?».

Шварц пишет и о главной задаче спасенного человека: сохранить веру и не свернуть с прямого пути, какими бы заманчивыми ни казались соблазны.

(стихотворение «Меня Господь благословил идти…»)

Все в этом мире преходяще. Даже земная любовь. Даже страх. «Снежная королева» Шварца заканчивается словами: «Что враги сделают нам, пока сердца наши горячи? Да ничего!». Удачно определение верности, данное ткачом Христианом в «Голом короле»: «Он верен, как мы, и поэтому поет одну песню». Петь одну песню, идти одним путем, что бы ни произошло. А все остальное — в ведении Господа, у Которого пишется памятная книга деяний наших (Малахия 3:16).

У Шварца эта выражено диалогом Эльзы и Ланцелота:

До самой смерти росла его душа

Евгений Львович и сам старался помочь страдающим. В 1920-х подбирал беспризорников и с помощью Маршака устраивал в детские дома. Когда был репрессирован Заболоцкий, Шварц, сам постоянно нуждавшийся в деньгах, поддерживал материально жену поэта и двоих его детей.

С 1946-го помогал попавшему в опалу Михаилу Зощенко, от которого тогда отвернулись многие. В 1950 году, в разгар «борьбы с формализмом и космополитизмом», из Ленинградского университета выгнали литературоведа, профессора Бориса Эйхенбаума, и Шварц вместе с писателем Михаилом Козаковым (отцом артиста и режиссера Михаила Козакова), драматургом Израилем Меттером (автором сценария фильма «Ко мне, Мухтар!») и актером Игорем Горбачевым приносили безработному ученому сумки с продуктами.

Понимая, какая странная для атеистического общества проза получается у него, Шварц признавался в письме к ленинградским режиссерам Акимову и Ремизовой в апреле 1949-го: «У меня есть довольно опасное свойство — желание покоя, свободы, мира и благодати во что бы то ни стало…».

Но мирно и свободно пожить не давали. Были запрещены пьесы «Голый король» (1933), «Тень» (1940), «Одна ночь» (1942, о блокаде), «Дракон» (1944). В «Драконе» сразу усмотрели и осуждение культа личности, и «религиозные мотивы». В декабре 1954 года на Съезде советских писателей Борис Полевой обвинил Шварца в «отрыве формы от содержания». Народный артист СССР Михаил Жаров подлил масла в огонь, пройдясь вдоль и поперек по «Обыкновенному чуду» и не увидев в нем упоминания о «выдающейся роли советского народа в строительстве счастья на земле». И лишь Ольга Берггольц назвала Шварца на этом съезде самобытным, своеобразным и гуманным талантом.

А в 1956-м был издан первый сборник его пьес; по ним снова начали ставить спектакли — и в СССР, и за рубежом. Даже наградили орденом Трудового Красного Знамени. Невозможно оказалось пройти мимо такого действительно народного автора. Угасая после второго инфаркта, испытывая сильные боли во всем теле, он не прекращал восхищаться красотой и разнообразием Божьего творения: «Обыкновенная вульгарная бабочка-капустница, а ведь здорово было бы найти нужное слово, чтобы описать ее полет». Пантелеев говорил о нем словами Бунина о Чехове: «До самой смерти росла его душа».

Мысль о скорой смерти не пугала. Шварц сам заговаривал на эту тему: «Интересно, когда это случится?». Потому что понимал: земная жизнь коротка, а вечна лишь душа,

которая нуждается в исцелении.

(стихотворение «Радость бытия»)

Перед смертью он исповедовался и причастился Святых Христовых Таин. Напутствовал его известный ленинградский священник протоиерей Евгений Амбарцумов.

…Над могилой Шварца на Невской дорожке Богословского кладбища возвышается белый мраморный крест. И поставлен он был в то время, когда незабвенный Никита Сергеевич Хрущев объявил о новом этапе антирелигиозной борьбы.

Когда у вдовы Шварца Екатерины Ивановны спрашивали: «Что вы делаете?!» и «Почему крест?», — она громко отвечала: «Потому что Женя был верующий!..».

* Литературный псевдоним Алексея Ивановича Еремеева (1908–1987). — Ред.

Рыцарь по призванию Евгений Шварц. Надежда Муравьёва

Прыжок в пустоту

Поздним вечером в холодном ноябре двое шли по каменной набережной Дона. Времена были тревожные, революционные, а значит, в них не могло не найтись места подвигу. По крайней мере молодой, тощий как щепка актер Женя Шварц, провожавший свою неприступную возлюбленную Гаяне Халаджиеву, не желавшую ни под каким видом выйти за него замуж, очевидно, думал именно так. Они познакомились в Ростовской театральной мастерской, где оба не без успеха подвизались на сцене. Гаяне, в просторечии Ганя, миниатюрная, экспансивная и очаровательная, в очередной раз недоверчиво выслушивала объяснения в любви, пылкие уверения в чувстве, готовом на любые испытания. Наконец красавице наскучил бесплодный разговор, и она решила повернуть дело не совсем обычным способом.

— А что будет, если я скажу: прыгни в Дон? — поинтересовалась она опрометчиво.

И тут на ее глазах совершилось самое что ни на есть обыкновенное чудо: ни слова не говоря, как был — в пальто, шляпе и калошах — Женя Шварц перескочил через парапет и прыгнул в Дон. Речная вода в ноябре — штука опасная, ледяной, цепкий холод сводит ноги… Ошеломленная Гаяне принялась кричать, прибежали люди и вытащили иззябшего Женю. Нечего и говорить, что после подобной истории сердце красавицы дрогнуло: она вышла замуж за героя этой нелепой, изумительной и невероятной истории.

Одна, но пламенная страсть

Позже этот странный юноша будет работать секретарем у Корнея Чуковского, станет литератором и драматургом, о чем мечтал с самого детства — исступленно, тайно и страстно. Секретарствуя у признанного критика и переводчика Чуковского, он все выпытывал у его сына Коли: выйдет ли из него, Жени, писатель. Жизнь Шварца не баловала, и Коля тоже не спешил порадовать приятеля: «Писателя все время тянет

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату