Все сонеты Шекспира

Ты ни при чём. Не плачь. Прозрачный пруд
зарос травой. Цветы не без шипов.
В бутонах черви мерзкие живут.
Не видно солнца из-за облаков.
Безгрешных нет, и я не без греха:
себя порочу, грех врачуя твой,
прощая больше с помощью стиха
тебе грехов, чем сделано тобой.
Чтоб оправдать порочный твой порыв,
противнику служа как адвокат,
сужусь с собой. Войну мне объявив,
во мне любовь и ненависть бурлят.
Мой милый вор, ограблен я тобой,
но сам и покрываю твой разбой.

XXXVI

Хотя в любви мы соединены,
но всё-таки нас двое во плоти,
а значит, тяжкий груз моей вины
я в одиночку должен пронести.
Хотя любовь сближает нас с тобой,
но знаешь, сколько сладостных минут,
не извратив любви своей хулой,
у нас позор и злоба украдут.
Чтобы тебя не запятнал мой грех,
я на людях тебя не узнаю,
и ты со мной не встретишься при всех,
жалея репутацию свою.
Не делай так. Настолько мы близки,
что мне и честь твоя не пустяки.

XXXVII

Как иногда отец полуседой
на сыновей с улыбкою глядит,
так счастлив я, изломанный судьбой,
что честью ты и правдой знаменит.
Но знатность, красоту, избыток сил —
все качества, какими напоказ
ты коронован, — я себе привил,
любовью приумножив твой запас.
И я уже не бедный, не больной,
поскольку тень любви воплощена
в такой богатый клад, что небольшой
его частицы хватит мне сполна.
Во мне найдётся всё, чем ты богат,
и я тебя счастливее стократ.

XXXVIII

Какой для Музы надобен предмет,
когда дыханья твоего волна
столь нежно в мой вливается сонет,
что и бумага для неё черна?
Скажи себе спасибо, если мной
ты был достойным образом воспет.
Тот глуп, кто не почтит тебя строфой,
когда ты даришь вдохновенья свет.
В сто раз достойней древних девяти
Камен, что славит каждый рифмоплёт, —
десятой Музой стань, чтобы найти
я мог в стихах бессмертье и почёт.
Но люди, оценив мой слабый труд,
тебя — а не меня — превознесут.

XXXIX

Как мне тебя восславить, если ты
я сам и есть, но лучший, чем я сам?
Как я могу хвалить свои черты?
И как я не себе хвалу воздам?
Мы потому-то и разделены,
свою любовь единой не зовём,
что всё, чему на свете нет цены,
я должен отыскать в тебе одном.
Никто разлуки бы не перенёс,
когда бы мрачной праздности дурман
нам не дарил часов для сладких грёз,
вводя и грёзы, и часы в обман.
Разлука учит, раскроив нам грудь,
хвалить того, кто вышел в долгий путь.