десятилетия движения вверх по лестнице, ведущей вниз. В чем — то это даже хорошо — действия Медведева не могут привести к катастрофическим последствиям. В отличие от Горбачева, у него почти нет рычагов воздействия на социальную ситуацию. Рычаги сгнили. Медведев и даже Путин не могут «развалить» систему, ибо система и есть гниль. Нельзя развалить гниль гнилью.
Выйти из гнилой системы (если по ней не ударит внешняя сила, чего бы очень не хотелось) можно только одним способом: выстроив параллельную систему, основанную на других принципах и защищенную от гнили.
Уж не о Сколково ли я? Вот где будет город новый заложен, вот оно поле чудес, где взрастут постиндустриальные деревья с золотыми плодами… Но нет, не взрастут.
Ведь в Сколково не предполагается создавать новых общественных отношений. Все, как всегда: поле чудес в стране дураков, где исчезают бюджетные деньги (выделенные за счет уже существующей науки), а фирмы, каким — то боком причастные к начальникам этого поля, получают налоговые льготы.
Взгляд наших полуфеодалов скользит по поверхности явлений, цепляется за блестящие «штучки», которые прежде меняли на газ и нефть, а теперь хочется сделать у себя. Только невдомек, что для производства «штучек» нужно перестроить само общество, начиная от привилегий правящей касты и кончая представлениями о добре и зле. Они смотрят на блестящий фасад и не желают думать, что за ним стоит. Таков был взгляд средневекового человека на промышленную цивилизацию. Таков взгляд современной российской правящей касты на западное позднеиндустриальное общество с его манящими постиндустриальными плодами.
Дело в том, что информационное (постиндустриальное) общество — это новая формация, сменяющая общество индустриальное[4]. Речь идет о принципиально новых общественных отношениях, которые превосходят индустриальное общество, основанное на стандартизации и разделении труда. Именно это позволяет и технологиям развиваться принципиально по — новому.
Информационная революция создала новые условия для изменения структуры общества передовых стран мира. Стала уменьшаться роль промышленных классов, упало число пролетариев. Многие работы стала выполнять автоматика. Уменьшилась и роль промышленности как таковой, большинство занятых в обществе потребления стало перемещаться в сферу обслуживания и работы с информацией. Компьютеры позволили создать информационные модели реальности — виртуальную реальность, серьезно изменившую структуру потребностей, сдвинув их центр тяжести в область впечатлений. Потребовалась более образованная и многофункциональная рабочая сила. На место узкоспециализированного рабочего, выполняющего приказы менеджера и производящего стандартизированную продукцию, стал приходить хорошо образованный специалист, постоянно совершенствующий производство.
Положение нового типа информационных работников в процессе производства отличается как от положения рабочих и обычных служащих, так и от прежней интеллигенции (интеллектуалов), которая жестко встроена в процесс разделения труда и управляется менеджерами. Руководство может ставить этим работникам лишь самые общие задачи, а конкретные решения вырабатываются специалистами самостоятельно с помощью компьютера и информационных коммуникаций. Их работа носит не воспроизводящий, а творческий характер. Эти тенденции важны и продуктивны, но они еще только намечаются в мире, они еще не победили.
Роста объемов информационного обмена, количества людей, занятых в работе с информацией, не достаточно, чтобы говорить о принципиально новом обществе. Ведь рост числа бюрократов, перебирающих бумаги, не признак роста «информационного сектора». Распространение информационных технологий само по себе не излечивает многочисленные социальные нарывы на теле цивилизации, не означает качественную перемену в развитии общества.
Социальные отношения лишь тогда могут считаться постиндустриальными, когда они качественно отличаются от индустриальных и доиндустриальных. Эти различия будут так же велики, как между аграрным обществом Средневековья и индустриальным обществом модерна. Соответственно, и переход к новым общественным отношениям («третья волна») является не менее масштабным явлением, чем переход от традиционного общества к индустриальному, сопровождавшийся беспрецедентными социальными потрясениями.
Если новое общество не вариант индустриального, то будут преодолены важнейшие черты прежней формации: специализация будет вытесняться многофункциональностью, воспроизводство по шаблонам — креативностью, вертикальные формальные отношения управления — сетевыми горизонтальными неформальными связями, бюрократическая государственность — гибким информационным управлением и самоуправлением.
Исходя из различий с индустриализмом можно предположить так же такие параметры нового общества, как демассовизация и деиерархизация цивилизации, деконцентрация производства и населения, резкий рост информационного обмена, диверсификация деятельности, установление непосредственных (не опосредованных рынком и бюрократией) связей производителей и потребителей, полицентричные, самоуправленческие политические системы, экологическая реконструкция экономики и так далее.
Речь идет о переходе от управления к согласованию, от штамповки к творчеству. И лишь очень примитивное сознание отождествляет информационное общество с информационно — коммуникационными технологиями. Это то же самое, что путать капитализм с телефоном.
Гиганты мысли, пишущие речи президенту, отождествляют информационное общество именно с технологиями: «В XXI веке главная ставка делается именно на развитие информационно — коммуникационных технологий. Этим все сказано»[5]. Все сказано, ничего не добавить. Нужны технологии, а общество менять не нужно. Только вот одно без другого не получится. Хотели утереть нос GPS «ГЛОНАССом». Но не очень — то работает «ГЛОНАСС» у папуасов. Нужно что — то в обществе исправить, чтобы производить качественные технологии.
Но беда в том, что и Запад, у которого GPS работает, еще не достиг показателей информационного общества. Ядро его производства вполне индустриальное, основанное на жесткой специализации и стандартизации (критерии индустриального общества), а массы лишних для индустрии людей направляются не в сектор информационной продукции, а в сервис, то есть в доиндустриальную сферу.
Однако опыт показывает, что производство новой информации требует более гибких форм управления, большей автономии производителя — творца, чем это принято в жестко управляемой индустриальной организации. Но инерция прежней бюрократически — капиталистической системы пока не позволяет в полной мере раскрыться потенциалу новых тенденций.
Это значит, что переход к постиндустриальному обществу на Западе только начался и далек от завершения. А для таких межформационных переходов типичны социальные и экономические потрясения. Западная пропаганда утешает себя тем, что переход уже произошел где — то в последней четверти ХХ века и ничего уже не будет существенно меняться в XXI столетии, — дескать, наступил «конец истории».
Этот пропагандистский трюк также основан на подмене общественных отношений технологиями, хотя и несколько более тонкой.
Варварам объясняют, что для производства «штучек» нужно встроиться в систему глобализма, освоить ее стандарты и свое место в разделении труда. Это ближе к истине, потому что глобализированная мировая фабрика, используя уже возникшие в зоне «процветания» элементы постиндустриальных отношений, может производить технологии, остающиеся предметом зависти для полуфеодальных наследников полуразвалившейся советской индустрии.
Но, если бы дело было только в том, чтобы скопировать западный либерализм, можно было бы совершить ради «штучек» какую — нибудь оранжевую «революцию сверху», поменять Ходорковского и его гонителей местами, пасть ниц перед Западом и молить научить нас информационному обществу. Беда в том, что и на Западе оно развивается только в виде отдельных элементов и весьма нестабильно. И лишь за счет ресурсов «третьего мира». Не может весь мир жить по — западному — ресурсов не хватит. Но периферия мира может жить по установленным стандартам, закрепляющим за каждой страной ее место в периферийном разделении труда. Именно такое разделение и позволяет уродливому древу современной экономики порождать золотые плоды элементов постиндустриального общества и технологические прорывы в индустриально развитых странах, к которым Россия не относится. В этих условиях худший путь — это
