На темный берег отвезут меня.И в ясном небе только что взошедшийПрозрачный месяц будет проплывать,А на земле какой-то сумасшедшийПесок и камни, плача, целовать…Но спин не разогнуть плакучим ивам,Растоптанным цветам не зацвести, —И разве можно будет стать счастливым,Когда полжизни брошу на пути?Нет. Лишь одним бродягой станет больше.И я пройду, тоской и счастьем пьян,Всю родину от Иртыша до Польши,Сбивая палкой кочки да бурьян.Мое лицо иссушат дождь и ветер.Но голос дрогнет, нежен и суров,Когда прощаться буду, на рассветеГостеприимный оставляя кров.И так вся жизнь: убогая деревня,Курчавый лес, душистые хлеба,Обедня в церкви маленькой и древней —Великолепно строгая судьба!Но никогда не прекратится пытка —Суд справедливый совести жесток, —Случайная почтовая открытка,В далеком поле поезда свистокНапомнят мне с неотразимой силойИную жизнь в покинутом краю,Друзей заветы, женский голос милый,Изгнание и молодость мою.1926. «Воля России». 1928. № 1
Распорядитель ласковый и мудрыйПрервал программу скучную. И вот —В тумане электричества и пудрыТанго великолепное плывет.Пока для танцев раздвигают стулья,Красавицы подкрашивают рты;Как пчелы, потревоженные в улье,Гудит толпа, в которой я и ты.Иду в буфет. Вдыхаю воздух пряныйИ слушаю, как под стеклянный звонТам декламирует с надрывом пьяный,Что он к трактирной стойке пригвожден.Кричат вокруг пылающие лица.И вдруг решаю быстро, как в бреду:Скажу ей всё. Довольно сердцу битьсяИ трепетать на холостом ходу!А в зале, вместо томного напева,Уже веселый грохот, стук и стон —Танцуют наши северные девыПриве зенный с бананами чарльстон.И вижу: свет костра на влажных травах,И хижины, и черные тела —В бесстыдной пляске — девушек лукавых,Опасных, как зулусская стрела;На копья опираясь, скалят зубыВоинственные парни, а в лесуСближаются растянутые губыВлюбленных с амулетами в носу…Но в этот мир таинственный и дикий,В мир, где царят Майн Рид и Гумилев,Где правят людоедами владыкиНа тронах из гниющих черепов,Ворвался с шумом по-иному знойный
