— Послушай, Сай, врачи могут ошибаться. Если ты вернешься в Штаты, сходишь к лучшим специалистам, скажем, в клинику Майо…
— Именно там мне и объяснили, что к чему, Мел. Просто и доходчиво. До того доходчиво, что прежде чем лететь сюда, я заглянул в Лос-Анжелес и условился что, когда придет время, меня похоронят на кладбище «Райские кущи»: большой склеп, красивый гроб и тому подобное… Самое интересное, что, подписав бумаги, я почувствовал себя гораздо лучше. Тогда я понял, почему древние римляне и египтяне так любили проверять, все ли готово к самому главному дню. Это заставляет взглянуть правде в глаза. А потом можно спокойно жить дальше.
По крайней мере до того момента, когда картина будет сделана так, как тебе хочется, подумал Мел. Вообще, если разобраться, Сайрус оказал ему величайшую честь. Многое ведь зависело от сценария, а над ним пригласили работать не кого-нибудь, а его, Мела Гордона.
— Скажи, Сай, — произнес он, — ты, а не Алекс, решил, что сценарием должен заниматься я, верно?
— Точно. Разве это не доказывает, что, когда надо, я могу выиграть с ним бой?
— Вроде бы, да. Теперь осталась самая малость — выиграть войну.
И действительно, им пришлось выдержать самую настоящую войну, разве что без стрельбы. Когда Файл получил первый вариант сценария и на его основе составил график работы, до него быстро дошло, что на площадке творится что-то непонятное. С тех пор для всех, занятых в «Императоре страсти», жизнь превратилась в сущий ад.
В том числе, как не без злорадства отметил Мел, и для самого продюсера. Впервые в жизни Файла съемки его фильма отставали от графика. Сайрус с мрачно-непреклонным видом требовал снимать дубль за дублем, пока не получал удовлетворявший его результат. Он муштровал орды варваров и римские легионы на полях за пределами съемочной площадки, так что они в конце концов пригрозили взбунтоваться, заставлял Мела переписывать один эпизод за другим, пока диалоги не становились доступными для ограниченных возможностей актеров, не теряя ни выразительности, ни смысла.
Кстати, все заговорщики выполняли двойные обязанности. Как-то само собой получилось, что Мел в промежутках между актами сочинительства занялся режиссурой съемок среднего плана. Мак-Аарон, невзирая на громкие протесты оскорбленных представителей профсоюза, отвечал за свет и звук. Даже Бетти, которая трудилась бесплатно, проводила бесконечные часы с Вандой, заставляя ее правильно произносить слова роли, так что в конце концов они видеть друг друга не могли.
Долгий рабочий день обычно завершался в кинозале, где собиралась измученная группа, чтобы просмотреть только что отснятые кадры, а Файл, усевшись отдельно, в холодной ярости отпускал язвительные замечания о том, что видел на экране и о том, во сколько ему это обошлось. Самым нелепым было то, что Алекс совершенно не понимал, что происходит. Он наотрез отказался поверить объяснениям Бетти во время бурной и бесплодной беседы наедине. Продюсер считал, что они злонамеренно сорят деньгами, занимаются саботажем, попросту разоряют его, о чем не уставал напоминать при каждом удобном случае. От более серьезных шагов его удерживала собственная мелочная жадность. Как заметил Сай, он мог в любой момент выгнать их всех, но контракт — палка о двух концах. Уволить, значит заплатить оговоренную сумму полностью, хотя готова лишь первая часть картины, а заменить — выдать те же деньги другим, хотя они сделают только оставшуюся часть. Файлу такой выход казался немыслимым.
— Верно, верно, — говорил Мел, — но все равно, хорошо бы придумать средство, чтобы хоть на пять минут избавиться от его брюзжания. Как бы я хотел, чтобы наш Алекс нашел себе какое-нибудь маленькое приятное развлечение…
Понятно, что одного желания тут мало. Тем не менее, как-то ранним утром оно неожиданно сбылось.
Она приехала на заднем сидении трескучего мотоцикла — маленькая худенькая девочка. Одной рукой обхватила за талию бородатого юношу-водителя, другой прижимала к груди объемистый пакет в оберточной бумаге. Северянка, решил Мел, отметив свежий цвет лица, каштановые волосы и тонкий, чуть вздернутый тосканский нос. В принципе, просто тощий, нуждающийся в усиленном питании подросток — и в то же время, неотразимо привлекательное создание, какими бывают девочки в ее возрасте.
Когда подъехал мотоцикл, Мел с Бетти, Сай, Мак-Аарон и Алекс стояли у штаб-квартиры продюсера и, как теперь у них бывало каждое утро, переругивались по поводу очередного плана съемок. Когда девушка спрыгнула, осторожно, будто хрупкое стекло, удерживая сверток, ее юбка задралась до бедра, и Мел стал свидетелем почти комической перемены, случившейся с Файлом: его глаза остекленели, упершись в белизну обнажившейся плоти, затем, сощурясь, скользнули выше, оценивая незнакомку целиком. Ее окутывала атмосфера хрупкой невинности, деревенской свежести. Мел обменялся взглядом с Бетти. Он понял, что у них сейчас мелькнула одна и та же мысль: Алиса!
Тем временем мотоциклист приблизился; девушка держалась поодаль, словно пыталась спрятаться за его спиной. Мел неожиданно осознал, что рыжеватая растрепанная бородка — безнадежная попытка прибавить возраст и солидность простодушному мальчишескому лицу.
— Сеньор Файл, я приехал по вашему требованию.
— Вижу, — проворчал Алекс. Он раздраженно повернулся к Мелу. — Вам нужны статуи? Вот парень, который их для вас смастерит.
— Паоло Варезе, — объявил юноша. — А это моя сестра Клаудия. — Он завел руку за спину и поставил ее перед собой. — Чего ты боишься, глупая девчонка? — поддразнил он. — Ее можно извинить. Она только месяц назад приехала из Кампофриддо, и здесь для нее все новое. Все производит очень большое впечатление.
— Кампофриддо — это где? — спросила Бетти.
— Возле Лукки, там, в горах. — Паоло презрительно усмехнулся. — Известное дело. Двадцать человек на сорок коз. Такое вот место. Папа и мама разрешили Клаудии приехать ко мне в Рим, где она может найти приличную школу, потому что она хорошо училась дома. — Обхватив сестру за худенькие плечи, он по- братски крепко прижал ее к себе, так что она залилась краской. — Но вы знаете, как девушки помешаны на кино. Когда она услышала, что я смогу работать здесь, где вы снимаете…
— Понятно, — нетерпеливо перебил его Сайрус. — Насчет статуй…
— Да, да, конечно. — Паоло взял у сестры сверток, убрал бумагу и показал статуэтку, изображавшую задрапированную человеческую фигуру. Ее искусно вырезали из материала, напоминающего отполированный белый мрамор, но, как с неудовольствием отметил Мел, она не больше двух футов в высоту.
— Вообще-то, нам нужны статуи в натуральную величину, — сказал он, заранее готовясь к очередному столкновению с Файлом. — А ваша…
— Но это только… только… — Паоло ударил себя костяшками пальцев по лбу, стараясь вспомнить нужное слово. — Только образец. Я их сделаю в натуральную величину. — Держа фигурку в вытянутой руке, он с гордостью смотрел на свою работу. — Это Август. Будут еще Сулла, Марий, Цезарь и сам Тиберий, все копии с подлинников Капитолийского музея, все в натуральную величину.
Мел взял статуэтку в руки. Она казалась необычайно легкой.
— Разве она не из мрамора?
— Как такое возможно? — сказал Паоло. — Мрамор потребовал бы нескольких месяцев работы, или даже больше. Нет, нет, это фокус. Мое собственное изобретение. Если вы покажете, где мое рабочее место, я его продемонстрирую.
Клаудия встревожено потянула брата за рукав.
— Che cosa, Paolo?[3] — спросила она и что-то быстро зашептала ему по-итальянски.
— Ах, да. — Паоло с извиняющимся видом кивнул Файлу. — Клаудии надо скоро ехать в школу, и она хочет посмотреть, как снимается кино. Она будет очень аккуратной.
— Посмотреть, как снимается кино? — ворчливо повторил Файл, не отрывая глаз от девушки. — В чем же дело? Я сам ей все покажу. — По тому, как сразу расцвело лицо Клаудии, Мел понял: она немного понимает по-английски и смогла разобрать то, что сказал продюсер. — Кстати, мне тоже надо в город, — продолжал Алекс, — так что по дороге я подброшу ее в школу.
