телефону.
Но раз уж телефон оказался у него в руке, он решил набрать другой номер, чтобы узнать, выполнено ли его поручение.
— Никита, ты? — произнес он в трубку, услышав знакомый голос. — Докладывай... Так... Так... Ну, я так и предполагал. К своим поехал, говоришь... По этому пункту пока все, Никита... Нет, краем глаза, конечно, поглядывай за ним... Да, ты правильно понял, клиент пока не созрел...
Глава 3
— Это хорошо, Саня, что ты приехал, — негромко сказал отец. — Сам видишь, как матери сейчас приходится... Мается целыми днями, переживает, места себе не находит... Вера, молодец, каждый день к нам приезжает, иногда даже с ночевкой остается... Ну а так, сын, что тебе сказать? Держимся, конечно, а что еще остается делать?
— Батя, надо было сразу отбить мне телеграмму. Если бы я знал, что здесь у вас происходит, то постарался бы еще на прошлой неделе приехать.
— Да не так уж много времени прошло, Александр. Хотя... Сегодня у нас какое число? Пятое декабря, так? Одиннадцатые сутки пошли, однако...
Из кухни доносилось звяканье посуды, плеск воды в раковине, приглушенная женская речь. В прошлые разы, когда Александр приезжал из своего далека на «Большую землю», в отпуск или в служебную командировку, для всей их семьи это было радостное событие. Отмечали нормально, по-русски. Тем более что мама, Антонина Павловна, женщина хлебосольная и готовит так, что пальчики оближешь...
Сейчас все по-другому. Нет особого повода для радости, поэтому и гостей не позвали. Из родни в подмосковный Желдор приехала только младшая сестра отца. Разница у них с Александром всего двенадцать лет, поэтому он никогда не говорил «тетка», «тетя Вера», просто Вера. Она учительствует в одной из московских спецшкол с физико-математическим уклоном. Вообще среди родственников у Дорохова почти все технари; исключение составляют он сам да мама, закончившая 1-й мединститут и работающая по сию пору врачом в местной поликлинике.
Мужчины, предоставленные на время самим себе, сидели на диване в гостиной, беспрерывно курили, обсуждали вполголоса сложившееся положение и попеременно бросали взгляды на одну из стен — фотопортрет «юной леди» появился здесь в последние дни.
«Юной леди» в семье Дороховых принято называть младшенькую. Высокие скулы, красиво очерченный рот, густые светло-русые волосы, в глазах смешинки, но и легкий вызов; мама про свою дочь так говорит: «взгляд у нашей Ленки предерзкий»...
Александр еще раз пристально всмотрелся в фотопортрет. Вот что значит бывать в родительском доме наездами. Совсем, казалось, недавно бегала в школу с ранцем, полным книг, и крупными, похожими на тропических бабочек бантами на русой головке, а теперь вытянулась, расцвела, стала симпатичной и совсем взрослой девушкой, студенткой второго курса МВТУ им. Баумана. В феврале уже должно стукнуть двадцать. Пока училась на первом курсе, жила с родителями; чтобы не опаздывать к началу учебных занятий, ей приходилось вставать ни свет ни заря и каждый день ездить в Москву на электричке или маршрутным микроавтобусом. Именно потому, что дорога в оба конца отнимала почти три часа, решено было пробить для Лены место в студенческом общежитии. Благодаря каким-то личным связям Веры, к слову сказать, выпускницы все той же «Бауманки», эту идею удалось осуществить, и последние пару месяцев Елена жила в общежитии на одной из Парковых улиц.
Но вот прошло уже почти одиннадцать дней с тех пор, как девушка в один из вечеров покинула свою комнату в здании на Парковой, и с той поры о ней нет никаких вестей.
Мать обычно не разрешала курить в квартире и нещадно гоняла курильщиков, в зависимости от сезона, на балкон или на лестничную площадку. Но сейчас Антонина Павловна не обращала на это внимания, хотя в гостиной было накурено так, что хоть топор вешай. Родители старались не показывать, что у них на душе, но скрывать свои чувства им было трудно.
Обе женщины вскоре вернулись в гостиную. Вера, недовольно покрутив головой, чуть приоткрыла балконную дверь, чтобы проветрить комнату. Александр встал, обнял мать за плечи, привлек к себе, прошептав ей на ухо несколько ободряющих слов.
— Саша, ты совсем ничего не ел, — обеспокоенно сказала Антонина Павловна. — Может, мы зря убрали со стола?
— Спасибо, мама, я сыт.
— Может, чаю попьешь? Устал, наверное, с дороги... У нас ведь большая разница во времени, в Душанбе, наверное, уже ночь...
— Ничего не надо, мама. Может быть, потом... И я ни капли не хочу спать, потому что привык по ночам бодрствовать.
Он усадил мать на диван, рядышком с отцом.
— Вера, ты тоже присаживайся!
Он немного непривычно чувствовал себя в эти минуты. И потому, что перенесся в считаные часы из Душанбе в Москву, а здесь все было другое — погода, ландшафт и даже сами люди отличались от тех, с кем он привык иметь дело. И еще потому, что он свыкся со своей ролью, с камуфляжем, оружием и портативной рацией, со своей должностью начальника 9-й погранзаставы, на чьей базе вдобавок сформирована мобильная группа Пянджского погранотряда, командиром которой также является он, капитан Дорохов; а сейчас, вырванный в силу семейных обстоятельств из привычной среды, сменив защитную камуфляжную шкуру на штатские джинсы и клетчатую рубаху, он лишился какой-то части себя, порядком растеряв обычно присущие ему спокойствие, хладнокровие и уверенность в собственных силах.
Дорохов в задумчивости прошелся по комнате, раз, другой, третий... Наконец осознал, что своим поведением только нервирует близких. Поставил посреди гостиной стул, оседлал его, затем негромко сказал:
— Давайте еще раз подытожим то, что нам известно...
Минут через сорок, когда разговор, касающийся всех деталей исчезновения Лены Дороховой, пошел уже по второму кругу и на глазах у женщин, особенно у Антонины Павловны, вот- вот могли появиться слезы, не первый раз за вечер, Александр резко оборвал расспросы.
— Батя, пошли перекурим на балконе.
Несмотря на слабые возражения матери, они набросили сверху куртки и, прихватив пепельницу и сигареты, вышли на балкон.
— Саня, я уже перебрал чертову уйму версий, — полушепотом сказал отец. — Киднепинг? С какой целью? Сам знаешь, мы хотя люди не бедные, но миллионов не имеем... Я полковник в отставке, работаю в режиме на «Серпе». Особых тайн там у нас сейчас нет, а потому кому я интересен? И странно, что никаких звонков и писем с требованиями о выкупе мы не получали... Конечно, люди пропадают сейчас по разным причинам, о чем мне, кстати, пытались втолковать в нашей желдоровской ментовке... Говорят, девять из десяти «пропавших» со временем сами обнаруживаются...
— Лена тоже найдется, — сказал Дорохов-младший. — Но одну вещь, батя, связанную с моей службой, я все же должен тебе рассказать.
Облизнув ссохшиеся губы, он вкратце, не вдаваясь в детали, рассказал отцу о пянджском инциденте, о том, что произошло месяц с небольшим назад, какую роль он сыграл в тех событиях и какого рода угрозы ему потом доводилось слышать в свой адрес. Юрий Николаевич выслушал сына внимательно, не перебивая. Он прекрасно понимал, о чем идет речь, как и то, по какой причине поднял этот разговор его сын, офицер погранвойск. Он неплохо разбирался в специфике таджикских дел, поскольку служил в свое время в Душанбе, а вся семья Дороховых с 84-го по 88-й год проживала в военгородке неподалеку от таджикской границы.
— Сам знаешь, отец, такие эпизоды бывают весьма скоротечны, — заканчивая рассказ, поделился своими тревогами Дорохов. — На все про все — секунды, редко минуты...
— Кончай эти разговоры, Александр, — поняв, куда клонит сын, оборвал его Юрий Николаевич. — Где твой Пяндж и где наш Желдор?! Сам же рассказывал, что разная шпана постоянно грозит вам...
— Если бы только нам...
— Все, Саня, ша! Не вздумай матери рассказать! Она и так вся на нервах да на лекарствах, а еще ты тут начинаешь «экшены» на-гора выдавать!
