— Ты мне задал вопрос. Я могу тебе ответить. Это решение от противного, конечно, но я могу сказать, чего это существо не хотело бы больше всего на свете. Мне… — Гоэллон потянулся и зажег свечу: ему нужно было не только слышать голос, но и видеть лицо; увиденное заставило передернуться: белая маска с черными провалами. — Мне даже тяжело об этом думать, говорить же…
— Поставь кружку. Повернись спиной, — юноша положил ладони Альдингу на виски, на ходу вспоминая науку герцога, попытался нащупать источники боли. В пальцы ударило чем-то мерзким, колючим и больно бьющимся; к заурядной головной боли, так знакомой юноше, это никакого отношения не имело, не могло иметь… Мигрень кусаться не умеет. А вот всякие пакостные дряни, по ошибке считающие себя равными богам; хотя это разобраться еще надо, кто хуже, кабы не все четверо хуже, что ж за беда такая… Саннио стащил с шеи медальон со святой реликвией и надел цепочку на шею товарищу.
— Что это?
— Лекарство, — хмыкнул молодой человек. — Надежное. Скажешь, когда отпустит. Мне быстро помогло. Альдинг развернулся, стискивая в кулаке осколок черного камня. С лица медленно уходило неживое выражение; Саннио думал только об одном: «Как же ты сюда дошел, как же ухитрился, и ведь еще болтал — по шее, точно, и не один раз, вот погоди, вот станет тебе лучше, я же тебе эту шею отобью всмятку…»
— Благодарю.
— Реми Алларэ поблагодаришь. Ты сразу не мог сказать?!
— Привычка…
— Так чего бы там не хотело это… невесть что?
— Чтобы мы ехали на запад.
— Почему именно на запад?
— Не знаю. На запад… — отчаяние в глазах, немая просьба поверить или хотя бы не спрашивать. — Я не могу объяснить… кольцо! Перстень, давешний подарок, который Альдинг так и носил, не снимая. Родовая реликвия, знак связи между двумя Старшими Родами. Камень со ступенчатой огранкой, в серебряной оправе. Тяжелая древняя вещь, пришедшаяся юному барону Литто по руке так, словно Альдинг точь-в-точь походил на дальнего предка.
— Да верю я, верю! Значит, едем на запад. А привычку такую ты себе засунь в неудобосказуемое место! — с наслаждением добавил Саннио и ребром ладони двинул другу по шее. Тот почему-то не оскорбился и на дуэль обидчика вызывать не стал. Может быть, родовой девиз «Истина в молчании» стал барону Литто несколько тесноват?
5. Брулен — Собра — Церковные земли
Ель рухнула внезапно, хлестнув разлапистыми колючими ветвями по лицу, но куда больше досталось коню. Тот встал на дыбы. Хорошо еще, что ночью по лесной дороге ехали шагом… «Докатались! — подумал Араон, вцепляясь обеими руками в лошадиную гриву. — Этого следовало ждать…» Более всего его испугала не засада в ночном лесу, не перспектива оказаться под копытами кобылы Ханны, а собственное ледяное равнодушие. Тело делало свое дело, удерживало коня, балансировало в седле; разум бесстрастно просчитывал варианты. Преследователи из столицы? Но зачем бы им рисковать жизнью тех, кого им поручено вернуть в Собру? Еретики? Может быть, но кто из троих представляет интерес для «заветников»? Пожалуй, никто. Значит, просто грабители — и это наихудший вариант. Сзади — он не видел, но слышал, — упала на колени кобыла Ханны. Девушка вылетела из седла, но приземлилась умело; и тут же ее кто-то схватил за руку.
Должно быть, не слишком сильно — послышалась оплеуха и сердитая реплика, в ответ басовитый смех.
— Повежливее! — приказал брат Жан; кажется, его послушались. На всю компанию разбойников факел был только один, и то плохонький, поэтому нельзя было даже сосчитать противников. Явно больше пяти — и это только спереди… Рука в кожаной рукавице перехватила поводья коня.
— Слазь! Юноша покорно спешился, отшагнул назад, оказавшись рядом с Ханной.
— Монахи? — спросил тот же голос. — Мать и Воин, дурная добыча…
— Блюдущие, — ответил второй, хриплый. — И баба с ними?
Факел описал петлю вокруг лица Араона; слишком близко — пламя едва не лизнуло волосы.
— А кони знатные… — голос повыше, помоложе.
— Дальше пешком пойдете, — сообщил первый. — Хотите — пожалуйте к нашему костру, а не хотите — так скатертью дорожка. Кошельки, конечно, придется отдать… да и оружие тоже.
— И сапоги! — добавил хриплоголосый. — Сымайте.
— Мы принадлежим к ордену Блюдущих Чистоту, — спокойно сказал брат Жан, опустив руку на плечо Араона. — Грабить нас — большая ошибка.
— Да поплевать!
— Ах, да неужели? — старший в банде говорил куда грамотнее прочих. — К утру, если не будете сворачивать с дороги, выйдете из леса. Встретите своих — жалуйтесь. Не забудьте сказать, что с вами обошлись со всем почтением.
— На кого же нам жаловаться? — поинтересовалась Ханна.
— На Якоба Эйка и его веселых молодцов. Араон расхохотался, едва не согнувшись пополам. Многочисленное бруленское семейство не переставало изумлять многообразием своих талантов. Один тайной службой его величества — Араона, что самое забавное — руководил, другой в это же время Реми Алларэ доносил на брата, третий вот, извольте, по лесам промышляет. Дернул же Противостоящий пересечь границу Брулена, а не ехать через Сеорию, как предлагала Ханна…
— Привет вам от братьев, — отсмеявшись, сказал юноша; Ханна ткнула его в спину, но Араон не понял, в чем дело — уж больно смешно было.
— Господа из столицы? — предводитель разбойников оживился. Глаза, поначалу ослепленные факелом, вновь привыкли к темноте, и можно было разглядеть очередного представителя семейства Эйков, а заодно и его веселых молодцов. Якоб Эйк заставил Араона вспомнить легкомысленную песенку про кошмарный сон гулящей девицы, которую порой напевал Далорн: «Мари приснились семь близнецов — от всех отцов! — спокойной ночи ей, и нам спокойной ночи…». Якоб мало походил на Яна-Петера и Винсента. Высокий, широкоплечий, похожий на добродушного — до поры — медведя. Светлые волосы, нос картошкой и ехиднейшая улыбка на губах. Всем был бы достойный бруленский владетель, кабы на дороге разбоем не промышлял…
— Господа из столицы, — воспользовался ситуацией брат Жан. — С важным поручением к настоятелю Схефферской обители. Наиболее благоразумным для вас, господин Эйк, будет отпустить нас, не лишая имущества. Мы же никому не расскажем о нашей приятной встрече с вами.
— С чего же вы взяли, — все с той же улыбочкой поинтересовался Якоб, — что мы тут полны почтения к Блюдущим? Араон передернулся. Старший из братьев Эйков принадлежал к «заветникам», младший тоже якшался с ними, так отчего средний должен стать исключением? Даже если он сам не еретик, то вполне может разделять семейную ненависть к монахам, преследовавшим ересь по всей стране. Разбойник, ненавидящий братьев ордена — можно ли вляпаться во что-то похуже?
— Поначалу я думал вас отпустить. Но вы слишком уж напираете на свою принадлежность к серым собакам, — Якобу было весело, и от подобного веселья у юноши бежал по спине холодок. — Значит, с поручением. Значит, к настоятелю. Вяжи их, ребята!.. Араон ожидал большего; отделался же пятком тумаков, скорее уж, обидных, чем болезненных, и то лишь потому, что сопротивлялся попыткам снять с него сапоги. Все равно сняли, да еще и связали ноги. Не туго, но умело — маленький шаг сделать можно, а вот чуть пошире, и тут же чувствуешь себя стреноженной лошадью. Руки и вовсе оставили свободными. Так же обошлись и с братом Жаном, Ханну попросту оставили несвязанной, Якоб только придерживал ее под локоть, изображая благовоспитанного ухажера. По мнению юноши, это было самой большой ошибкой благородного разбойника; судя по тихой мечтательности, вроде бы не свойственной северянке в подобных ситуациях, она тоже думала о том, что напрасно, напрасно Эйк ее недооценивает… но время сюрпризов еще
