туда-сюда, мешаю сосредоточиться!' — безнадежно решила Янка, перебирая в голове возможные варианты ответов. Но девчонка вместо упреков решительным тоном объявила:
— А я тебя знаю! Ты Яна, да?
Услыхав это (более чем неожиданное) заявление, Янка нелепо на полушаге замерла на месте и присмотрелась к ней повнимательней: лицо вроде бы и знакомое, но вроде и не очень… Кто же она такая? С первого взгляда в глаза бросался лишь роскошный длинный хвост, который новая знакомая кокетливо перекинула через плечо. Яна про себя от души восхитилась ее волосами — у нее-то в то время были короткие, чуть-чуть ниже плеч.
— Ну что ты, не помнишь? — поторопила таинственная незнакомка, и нетерпеливо притопнула ногой, словно собираясь пуститься в пляс. — Мы в детсаду вместе были, до пяти лет, кажется.
— Галя!!!
Конечно же, это она, ее закадычная подружка! Ну как Янка могла забыть?.. О том, как ловили вместе 'курдиков' — голенастых вертлявых стрекоз, — а те никак не давались в руки, увертывались прямо из-под носа, и так увлекательно было за ними гоняться наперегонки… Или по-братски делились последней припасенной из дому конфетой, если на обед давали что-то несъедобное (к примеру, салат из кошмарной вареной свеклы, что вставал поперек горла). Или тайком рыли на детсадовской площадке 'западло' для вредных пацанов — довольно глубокую яму у забора, в которую на следующий день лишь чудом не свалился кто-то из воспитателей. И заслуженный нагоняй получали мужественно вдвоем, никто от содеянного преступления не отмежевался…
Тест был и в самом деле непростым, с Янки семь потов успело сойти, пока нашкрябала, но это уже не имело никакого значения. Гораздо важней было знать, что в любом случае под корпусом будет караулить Галька, а впереди еще целое лето, можно тусоваться хоть каждый день. Вот ведь как: если б не это невероятное совпадение, наверняка бы никогда не встретились! В разных ведь районах живут. Или не узнали друг друга при случайной встрече, прошли бы мимо с равнодушием…
Но все же об экзамене: в Янкином классе из шести поступавших прошли по конкурсу только двое — она и Денис Кузьменко. (Который с тех пор делает при виде нее отмороженную физиономию, хоть специально договорились записаться в один класс…) Ну да ладно, что с него возьмешь, кроме анализа! И про те дорогие ее сердцу индейские игры в старой школе Кузьменко наверняка уже не помнит, полная амнезия.
Следующей парой намечалась история. За добрые пять минут до конца перемены в класс бочком протиснулась Римма Георгиевна, седая тучная дама еще сталинской закалки. (Стоит ли говорить, что и кровь лицеистам она портит литрами, специалист со стажем!) Слава Богу, остальные учителя не слишком к ее авторитетному мнению прислушиваются, а если и поддакивают, то чисто из вежливости к сединам. 'Сколько ж это ей лет?.. — не к месту заинтересовалась Яна, но ничего путного не придумала: историчка узрела злополучный плакат Дениса и раздраженно, прямо с 'мясом' сорвала его с двери. — Не стоило Кузьменко так про партбилеты, тем более перед историей! Вот она нам сейчас!.. — ахнула про себя девочка. — Ну и влипли…'
Но все только начиналось: под первым плакатом обнаружился второй, не первой свежести, — вполне безобидный себе тетрадный лист в клетку, на котором помещался виртуозно изображенный череп с костями и многообещающая надпись '220 В'. Римма рывком содрала и этот литературный (или художественный?) шедевр, что-то неразборчиво бормоча себе под нос, и заметила стоявших неподалеку девчат. Те, понятное дело, старались не улыбаться, но все равно было видно, что настроение самое юмористическое… Историчка окинула каждую из девочек по очереди неодобрительным цепким взглядом и задержалась именно на Янке — вот ведь повезло!
— На кого ты похожа? — скрученный артритом палец Риммы Георгиевны уткнулся в узкую полоску Яниного живота, что фривольно виднелся из-под короткого ярко-красного свитера. 'Лучше б на декольте Макаровой внимание обратила, там приличием и близко не пахнет!' — мысленно оскорбилась она, стараясь не слишком тушеваться перед скандальной историчкой. (Со своими-то, домашними, она героиня, каких поискать, Индира Ганди вкупе с Жанной д'Арк — мелет языком почище мельницы! Зато перед чужими нет- нет да и нападет позорный столбняк, вон как сейчас…)
— Форма одежды свободная! — подоспела на выручку Юлька и незаметно Яне подмигнула — мол, не дрейфь, сейчас уладим в лучшем виде.
— Директор разрешил, — с железной убежденностью заявила Маша, тоже подвигаясь поближе к подруге. У Яны от избытка самых разнообразных чувств зачесалось в носу: вот ведь девчонки, не дают в обиду! Римма Георгиевна не нашлась, что на Машкин веский довод возразить, только мученически вздохнула:
— Как же раньше было хорошо! Школьная форма, белые блузочки, все по-человечески… — и тяжелой утиной походкой направилась к учительскому столу, обеими руками прижимая к животу классный журнал.
— Ага, щас! — негодующе фыркнула ей вслед Юлька — правда, уже с безопасного расстояния: — Белые блузочки!..
— Ну! Убиться веником, — подтвердила Машка.
Если совсем уж честно, официального разрешения на всякие вольности в одежде Михаил Васильевич, их директор, пока вроде не давал. Но ведь не запретил же! А раз не запретил, то значит, разрешил. Логично? Логично.
Пару на этот раз никто не схлопотал, контрольной тоже не планировалось, и даже в коридор никто из 'ашек' не был выдворен с позором. Зато Янке пришлось минут двадцать промаяться у доски, отстреливаясь сразу за всех: Римма устроила допрос с пристрастием, причем не только по сегодняшней теме, но и по трем прошлым с начала года. А Яна в последнее время учебники раскрывала только в целях развлечения, и заданные параграфы читала через строчку по диагонали (обычно в маршрутке по дороге в лицей).
Заслышав первый же Риммин вопрос, она начала покрываться холодным потом: 'Что стало предпосылками введения в Советской России НЭПа — новой экономической политики?' (То есть предполагалось, что их, предпосылок, несколько, если не целый десяток!) Янка замерла у доски как истукан, чувствуя, что вот-вот начнут трястись от нервной дрожи руки. Историчка коварно улыбнулась, с видимым удовольствием встряхнула серебряной, оттенка соли с перцем, головой и вот уже нацеливалась в журнале на ее фамилию:
— Ну что, Вишневская…
И тут случился инсайт, озарение, просветление мозгов — называй как хочешь! У Янки перед глазами (от пережитого стресса, не иначе) поплыли фотографически четкие строчки из учебника истории, который успела перелистнуть в автобусе, и как раз из нужного параграфа!.. Не успев сориентироваться и хоть как-то перефразировать этот чудом возникший текст, холодея от мысли, что он вот-вот исчезнет, Янка едва не взахлеб затарахтела плоским казенным языком:
— К началу двадцатых годов прошлого столетия особенно остро встала проблема нехватки продовольствия…
Надо было видеть выражение Римминого лица, когда Яна оттарабанила без передышки всю страницу, только от зубов отскакивало! Вот это было зрелище!
— Ну, Вишневская… Умеешь, если захочешь, — после долгой паузы протрубила зычно историчка. — Только в следующий раз попробуй своими словами, дословно зазубривать не надо. Мы ведь не в казарме.
'Неужели?..' — чуть не вырвалось у Яны, но она вовремя придержала язык и скромно потупила глаза, пряча нервную улыбку. На первом ряду у двери, где располагается обычно Макарова со своими 'фрейлинами', кто-то неуверенно хихикнул, но остальные не проронили ни звука. И физиономии у 'ашников' были такие ошарашенные, каких Янка давно уже не видела…
— Садись, восемнадцать, — с сожалением объявила Римма Георгиевна. (Ишь ты, еще и пятерку поставила! Если быть совсем уж точной, пять с минусом, двадцати-балльная ведь система.)
— Ты чё, заболела? — шепотом встретила ее Галька, вытянувшись за партой, и выразительно округлила густо накрашенные темно-серыми тенями глаза Клеопатры.
