ДНК с представителями другой планеты. Я ее потом назвала 'планетой развлечений', чтоб не запутаться. Белокурая девушка из тех видений как раз оттуда… Этот народ достиг совершенства в искусстве танца, пения, театра и флирта. Кажется, в Галактике они были любимцами, и вообще умели находить общий язык с кем угодно… Так вот, в результате эксперимента родились мы — помню, что нас было много, мы получили в наследство наработки сразу двух планет. Когда мы подросли, каждый должен был выбрать себе 'материнскую' планету, на которой он останется жить. Был какой-то специальный ритуал. Я сначала переезжала туда-сюда, пока не выбрала 'планету медитации'. Хоть на 'планете развлечений' было намного веселее, но все-таки…
Незаметно для себя увлекшись ее рассказом, Володя слушал молча, не перебивал. За окном быстро стемнело, сквозь легкую занавеску заглядывали в комнату уличные фонари, слепили оранжевым светом.
— Потом начался галактический эксперимент по заселению Земли, я тебе в прошлый раз рассказывала, — продолжила свое повествование Янка. — Многие из нас вызвались добровольцами. Помню огромные космические корабли, заполненные молодежью, мы смеялись и мечтали, как превратим Землю в райский сад… Собирались по вечерам в общей каюте и спорили допоздна, пели песни и шутили — в общем, здорово было, как одна семья. Мне этого сейчас не хватает…
Она надолго замолчала, то и дело легко в сумерках вздыхая.
— А что дальше? — поторопил Володя и, нашарив выключатель, зажег в комнате свет. Дочка зажмурилась и прикрыла глаза рукой:
— Потом идет как-то смазанно: как будто бы на 'планете медитаций' наши родители — они ведь умели предсказывать будущее — предвидели возможность неудачи этого эксперимента с Землей, пытались нас предупредить, но мы не послушали… И вот застряли здесь на миллионы лет.
— Интересная история, — отозвался он после долгой паузы.
— Я понимаю, звучит, конечно, фантастично, — с редкой самокритичностью признала дочь и вскочила на ноги, в волнении заходила по комнате. — Но в тот момент казалось настолько реально и ярко!.. До сих пор эта картина стоит перед глазами, как живая, отпечаталась в памяти. Меня в детстве часто тоска хватала, когда смотрела на звездное небо — хочется обратно домой, а нельзя…
Сменив резко тон, она заглянула ему снизу в глаза:
— А знаешь, что самое главное? Я наконец-то поняла, откуда это взялось. Как будто бы во мне одновременно уживаются два разных человека: одна часть хочет веселиться и развлекаться, другая медитировать и наставлять других, как на той старой планете. Они между собой постоянно борются, меня то в одну сторону тянет, то в другую… И поэтому я такая неприспособленная: у нас там все можно было создать одним только усилием мысли, любой нужный тебе предмет. Я просто не привыкла действовать в этом мире, где все приходится делать своими руками. Иногда себя ужасно бестолковой чувствую по сравнению с другими, им-то это проще простого! Как с Луны свалилась. Зато они не умеют того, что для меня само собой разумеется, как дыхание или, скажем, ходьба… Для них это в диковинку.
Она замолчала, чтоб перевести дух, и взглянула на него вопросительно, похлопывая круглыми глазищами.
— М-да… — протянул он, стараясь выиграть время. Ну и как ему сейчас реагировать, скажите на милость? Чего она от него ждет? Признания своим литературным способностями и таланту рассказчицы? Так это она и без него знает…
— Конечно, трудно вот так сразу поверить, — с тяжелым вздохом отозвалась Янка и опустила глаза. — Даже ты меня не понимаешь, что уж тогда говорить про других…
— Кто сказал, что я тебя не понимаю? — возмутился он (большей частью из-за справедливости ее обвинения).
— Ты хотя бы пытаешься, уже кое-что, — примирительным тоном сказала дочь. Но на душе у обоих остался легкий неприятный осадок, горчинка на самом дне.
— И еще, знаешь, я только сегодня подумала: должны же где-нибудь быть и другие, такие же, как я! — с энтузиазмом воскликнула она, подобравшись поближе к картине и рассматривая на свет свою кисточку. — С тех же самых двух планет. Нас ведь было много, целый корабль, а то и несколько кораблей. Значит, они где-то живут, но пока еще не вспомнили… А это означает, что я не одна.
Володя в который раз промолчал, кляня себя мысленно за свою давнишнюю неразворотливость: ну кто ему мешает разок-другой поддакнуть, кивнуть с живым участием? Авось она и поверит. (Уж чего, а внутренней гибкости ему не хватает, не раз с этим сталкивался…)
— Я понимаю, всё это слишком фантастично, — протянула Янка с неприкрытым разочарованием, устав ждать от него хоть какой-нибудь ответной реакции. — Нельзя же от человека требовать… — и не договорила, развернулась обратно к своему портрету, подправляя какие-то мелкие детали. — К психиатру не посылаешь — и то хорошо! — скорчив уморительную мину, чадо через плечо продемонстрировало ему язык.
Ай да телепузик, ай да звездное дитя! Сама расстроилась, а фазера решила маленько утешить, чтобы не слишком терзался из-за своих более чем скромных родительских способностей. Верней, от их недостатка. Все же Марина во многом была права: одно дело — видеть детей по выходным да по праздникам, заваливая подарками и исполняя роль 'субботнего папы', и совсем другое — быть отцом изо дня в день. Когда нужно — строгим до непреклонности, в иные дни чутким и понимающим, в зависимости от ситуации. Ох, и нелегкая ж это работа…
Глава восьмая. Магдалена
Я сижу у окна, за окном осины,
Я любил немногих, однако сильно.
Я сижу у окна, обхватив колени,
В обществе своей грустной тени.
Я сижу у окна…
(И. Бродский)
Наутро в субботу Яна долго валялась в постели, отходя от всех событий прошедшей недели и наслаждаясь полным ничегонеделаньем. Впереди намечались целых два заслуженных выходных: не надо никуда бежать, не надо грузиться в резиновые автобусы и нестись на бешеной скорости в лицей, как скаковая лошадь. Сползла с кровати уже в начале двенадцатого и словила себя на приглушенном внутреннем неудобстве: казалось, вот-вот с минуты на минуту кто-то вломится в спальню и начнет кричать, что она бездельничает до полудня… Но никто не врывался, в доме было на удивление тихо. Неужели все еще спят?
'Вот до чего стала зажаханная! Последняя стадия. Все-таки вовремя мы из города уехали', — всё с той же необъяснимой тревогой Яна заглянула на кухню, затем в гостиную, потом в бабушкину с дедушкой спальню с опущенными шторами, но и там никого не обнаружилось. В одном тонком свитерке и домашних тренировочных брюках она вылетела во двор и узрела колоритную картину: все семейство моржей в полном составе вкушало второй (по всей видимости) завтрак на летней террасе. На обеденном столе, покрытом яркой зеленой клеенкой, дымились аппетитно подрумяненные блинчики, рядом с ними красовалась литровая банка с бабушкиным знаменитым клубничным вареньем собственного производства. Завершала натюрморт глубокая миска с белоснежной сметаной.
— С добрым утром! — поприветствовал еще с порога папа. — Прошу прощения, с добрым вечером.
— У нас уже второй заход, — поставил в известность дедушка.
— Кто рано встает, тому Бог дает! — насмешливо отозвался брателло и ловко прикрыл голову тарелкой, разыгрывая гладиатора со щитом.
— Иди в дом оденься! — командирским голосом распорядилась бабушка. — Хоть куртку накинь.
