– Наложили на вас за это покаяние?
– Я понесла частично покаяние той болью, какую причинила себе при падении'.
Воистину объяснение не лишено здравого смысла. Другие допросы дают возможность понять многие поступки Жанны, например дело Франке из Арраса, которого Жанна передала в руки правосудия и не испытывала никаких угрызений совести по этому поводу: ведь речь шла о разбойнике, предателе и убийце. Или же узнать подробности о вещах малозначительных, в частности о купленном у санлисского епископа иноходце, который, заявляет Жанна, 'в верховой езде ничего не стоил'.
Поднимаются и более важные вопросы, которые проясняют нам ту сторону жизни Жанны, которая сокрыта мистической завесой. Так, во время допроса во вторник 14 марта утром она поведала, можно сказать, по собственной воле о своих 'голосах':
'Святая Екатерина сказала, что мне будет помощь, но я не знала, случится ли это, когда меня освободят из тюрьмы, или же во время суда, или же произойдут беспорядки, посредством которых я сумею освободиться, и я думаю, что случится либо так, либо эдак. Но чаще всего голоса говорили мне, что я буду освобождена в результате крупной победы, а затем повторяли: 'Принимай все как должное, не страдай от своего мученичества, ты попадешь в рай, в Царство Божие!' И все это мои голоса говорили просто и твердо, это нужно знать непременно. Я называю свою долю мученичеством из-за мук и тягот, кои я переношу в тюрьме, и не знаю, выпадут ли на мою долю большие, но во всем полагаюсь на Господа Нашего'.
Жанна никогда не зайдет в своих признаниях о 'голосах' так далеко, как в этом волнующем рассказе, в котором она переходит от того, чего сама желает, к мысли о 'доле', ожидающей ее и поневоле предчувствуемой ею, когда произносит слово 'мученичество'. Она бы хотела толковать его по-другому, но предупреждение 'голосов' довлеет над ней. Тогда ей задают вопрос, уверена ли она в том, что будет спасена.
' – Я твердо убеждена в том, что мне сказали мои голоса, а именно что я буду спасена, так же твердо, как если бы это уже произошло.
– Получив это откровение, думаете ли вы, что не можете совершать смертных грехов?
– Ничего об этом не знаю, но во всем полагаюсь на Бога.
– Это веский ответ.
– Поэтому и я считаю его большой ценностью'.
На этом месте допрос прервался. Вероятно, слова Жанны произвели впечатление на Жана де Ла Фонтена, решившего покинуть Руан после того, как он попытался дать Жанне совет.
'Я бы умерла, если бы не голос, ободряющий меня каждый день'
Во всяком случае, из материалов допросов видно, что в тюрьме Жанне постоянно приходили на помощь 'голоса', на которые она ссылается. 'И они мне даже очень нужны', – скажет она однажды со вздохом. И еще: 'Я бы умерла, если бы не голос, ободряющий меня каждый день'.
Эта ежедневная 'помощь', как ничто иное, подтверждает непоколебимую веру Жанны. Веру крепкую, как алмаз: с точки зрения этимологии слово 'алмаз' (diamant) означает 'неукротимый' (indomptable). Вере Жанны присуще данное качество – она неукротима, неподвластна никакой идеологии ('Я не говорю вам ничего, что бы я выдумала из головы'), кристально чиста, не затуманена и совершенно бесхитростна. Что и отражается в ее молитве, с которой она доверительно, ничуть не смущаясь, обращается к Господу в среду 28 марта: 'Кротчайший Господи, в память о Ваших Святых Страстях[75], прошу Вас, ежели Вы любите меня, открыть мне, как я должна отвечать сим церковнослужителям. Что до одежды, то я знаю, что я ее приняла по воле Вашей, но не знаю, каким образом я должна расстаться с ней. Да будет Вам угодно вразумить меня'. Секретарь постарался записать эту просьбу по-французски – так, как Жанна произнесла ее.
Все равно, от Бога, или от церкви
Жанна на редкость непринужденно разговаривает с миром ангелов, что приводит в замешательство нас, знакомых только с инопланетянами. С этой точки зрения слова Жанны, похоже, роднят ее с библейской героиней, поскольку как в Новом, так и в Ветхом завете постоянно упоминается о присутствии ангелов, которые, кажется, от сотворения мира приводят в равновесие мир чувственный и телесный и приобщают человека совсем к другому миру – чисто духовному. 12 марта к концу утреннего заседания Жанна делает поразительное признание по поводу ангелов: 'Они часто появляются среди христиан, но их не замечают; а я много раз видела их среди христиан'. Сомнительно, чтоб ангелы принадлежали к категориям, принятым университетскими учеными, но, с другой стороны, не за веру же в ангелов суд инквизиции может преследовать обвиняемую как еретичку!
Зато Кошон, вероятно, посчитал, что победа близка, когда зашла речь о воинствующей церкви[76]. В самом деле, 15 марта Жан де Ла Фонтен начал с вопроса:
' – А вдруг окажется, что вы сделали нечто противное вере, согласитесь ли вы предоставить решение на усмотрение нашей святой матери Церкви, на которую вы должны полагаться?
– Пусть священнослужители рассмотрят и внимательно изучат мои ответы, и пусть мне затем скажут, есть ли в них что-либо противоречащее христианской вере… Если же отыщется что-либо противное христианской вере, пусть распорядится Бог, я не хотела бы это утверждать и была бы очень рассержена, поступив противно'.
Жан де Ла Фонтен или же кто-то другой из присутствовавших представителей университета – Никола Миди и Жерар Фёйэ – начал объяснять Жанне разницу между церковью торжествующей и церковью воинствующей. Дева, не очень-то разбирающаяся в абстрактных категориях, отвечает одно: 'Пока что я вам больше ничего не скажу'. Но, поняв, без сомнения, что это-то и есть ключевой вопрос, судьи все время к нему возвращаются. Более двадцати раз упомянут о покорности церкви. 17 марта Жанна даст ответ, который мог бы положить конец колебаниям добросовестных судей: 'По моему мнению, все равно – от Бога или от церкви, и не должно их противопоставлять. Почему вы делаете противопоставление, когда это одно и то же?'
И вновь ей начинают объяснять, что такое воинствующая церковь; Жанна явно опасается, что под этим понимают духовных лиц, мучающих ее, в частности епископа, называющего себя ее судьей. Мучители Жанны упорствуют и спрашивают ее, считает ли она себя обязанной сказать всю правду папе. На что она отвечает: 'Отведите меня к господину нашему папе, и я отвечу ему на все, на что должна буду ответить'.
Покорность церкви воинствующей
Когда начинается собственно процесс, Кошон знает, что располагает веским пунктом обвинения: непокорность воинствующей церкви. Жан де Ла Фонтен, как мы видели, уже не участвует в допросах; однако он еще присутствует на заседании 27 марта, когда 'в палате около большого зала Руанского замка' идет открытое заседание, во время которого Пьер Кошон обращается к заседателям с просьбой высказать свое мнение о судебном определении, составленном тем временем фискалом. Первым выступил Никола де Вендрес, каноник из Руана, лиценциат канонического права. Он усердно посещает заседания и в дальнейшем сыграет важную роль. Вендрес считает, что обвиняемую необходимо заставить дать клятву, в случае отказа она должна быть отлучена от церкви[77]. Ла Фонтен заявил, что придерживается того же мнения, а большинство заседателей попросили, чтобы перед тем, как объявить об отлучении от церкви, Жанне были зачитаны статьи, составленные фискалом.
