Толмачи, топтавшиеся за спинами господ посланников, издавали низкий приглушенный гул, словно три шмеля. Толмачи были отменные, так что смысл стихов доходил до Кобенцля, де Верака и Ганнинга с Гаррисом своевременно. Выражение восхищения – то ли искреннего, то ли дипломатического – прилипло к их лицам.
Вильгельмине приходилось похуже. О толмаче ей и думать было бы зазорно! Первые строки Павел еще пытался переводить, но вскоре сдался. Разумовский держался дольше, но вскоре и он начался путаться в словах, на лице его застыло растерянное выражение, и Вильгельмина с досадой воскликнула:
– Я ничего не понимаю!
– Где уж тебе понять, – снисходительно усмехнулась Екатерина. – Немцу и название таковое выдумать трудно: «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния»! Только русский человек может, просто выйдя перед сном на крыльцо своей избы, начать вдруг размышлять о том, сколь велик и многообразен Божий мир!.. Гете! – усмехнулась она едко. – Иоганн Вольфганг! Я слышала о нем, как же… Отец его был имперский советник, бывший адвокат, мать – дочь городского старшины. Гете получил хорошее домашнее образование, учился в Лейпцигском университете, потом в Страсбурге, имеет звание доктора права… Легко при благополучных родителях получить образование и кичиться образованностью! А автора тех строк, что я прочла, зовут Михаил Ломоносов. Помор, из Двинской земли, у дьячка грамоте обучавшийся, пешком за знаниями в Славяно-Греко-Латинскую академию пришел – и стал человеком поистине великим, во всех науках не токмо преуспел, но и обогатил их: он химик и физик, он астроном, приборостроитель, географ, металлург, геолог, поэт, он художник, историк, поборник развития отечественного просвещения, науки и экономики. Он мысль подал Московский университет открыть. Он даже атмосферу у планеты Венеры углядел…
– Ну что же, – высокомерно проговорила Наталья, – зато стихи Гете каждому немецкому бюргеру понятны, каждой мечтательной девушке близки! А эти высокопарные строки, в которых даже мне неуютно… Русские поэты творят свои оды для императрицы и двора! А трепет сердечный им неподвластен. Что такое любовь? Что такое страдание или ревность? Они не знают! А Гете знает!
И она снова принялась декламировать нараспев, придыхая, – по-немецки, конечно, «Дикую розу»:
Екатерина усмехнулась. Это было похоже на дуэль – противницы смотрели в глаз друг другу и сладко улыбались, хотя напряжение между ними нарастало.
– Думаешь, Ломоносов только о Божием величии размышлял? – с преувеличенной ласковостью проговорила императрица. – А вот это послушай!