Та долго смотрела перед собой неподвижным взором, потом с горькой усмешкой сказала:
– Я все угадала. Я все угадала, но не верила себе. И даже когда услышала это от Румянцевой, не вполне верила. Теперь же… Спасибо, милая девочка, спасибо… Моя невестка – распутница. И заговорщица вдобавок! Теперь мы должны навести порядок в этом осином гнезде.
Алымушка с трудом вспомнила, что да, что-то говорилось и о планах возвести на престол Павла. Заговор против императрицы! А она-то думала лишь о заговоре против себя, против своей любви!
В ту же ночь они с императрицей решили, что Алымушка должна найти способ обратить на себя внимание великой княгини и втереться к ней в доверие. Легче всего это можно было сделать на концерте в Смольном, ведь великая княгиня обожала игру на арфе.
В этот вечер Алымушка превзошла себя! Арфа пела так, что дамы в зале то и дело растроганно всхлипывали. Алымушка вся дрожала, когда аплодисменты раздались вокруг. Ах, если бы граф Разумовский слышал это! Но его не было в зале. И слава Богу, не то Алымушка, быть может, не решилась бы предать его.
После концерта великая княгиня осыпала ее комплиментами. Императрица, как они и намечали, держалась холодно… и с презрительным пожатием плеч дала все-таки свое согласие на то, чтобы Глафира Алымова, окончив курс, перешла служить в штат великой княгини.
Когда граф Андрей и Павел услышали об этом, они только ошарашенно переглянулись. Сделать ничего было нельзя. Не могли же они объяснить Вильгельмине, почему в один голос возражают против Алымушки! Ведь беременных женщин нельзя волновать!
Екатерина написала Павлу и попросила навестить ее. Она тщательно продумала эту встречу. И дважды подчеркнула в письме, что хочет поговорить с ним наедине.
Великий князь явился, не скрывая раздражения. При этом видно было, что один на один с матерью он чувствует себя страшно неуверенно. Трудно было представить, что всего лишь несколько дней назад он смело бросился в Зимний дворец и швырнул перед матерью «Рассуждение о государстве вообще». За это он получил такую выволочку от жены и Разумовского, словно был не цесаревичем, а нерадивым семинаристом. Оказывается, Разумовский предполагал предъявить трактат – конечно, после серьезной доработки – в Сенат. А Павел выдал эти замыслы императрице, он поступил, как предатель! Теперь враг предупрежден, а заговорщиков ждут карательные меры… Пусть Павел будет осторожней при встрече с матерью, пели они ему в оба уха. Откажитесь от обеда, который будет вам предложен. Ваш отец закололся вилкой – смотрите, чтобы с вами не произошло чего-нибудь подобного!
– Я приглашаю вас отобедать со мной, – мягко сказала Екатерина. – Прошу к столу.
– Нет! – истерически вскричал Павел. – Я не… не голоден! У меня нет аппетита!
– Какая жалость, – сказала Екатерина. – А ведь нынче у меня к столу испанское вино, которое вам так понравилось в прошлый раз… и от которого вам совсем не хотелось спать.
Она многозначительно посмотрела на Павла. Но в его глазах ничего не отразилось. Ну еще бы! Он слишком туп, чтобы понять намек… Тем более что он даже не подозревает о бездне подлости и предательства, которыми окружен!
– Кроме того, я приказала приготовить для вас сосиски, которые вы так любите. Однако они сделаны по новому рецепту, в них добавлены кое-какие особо пикантные пряности.
У цесаревича сделалось растерянное лицо. Подобно тому как дитя малое не может отказаться от сладкого, он не мог отказаться от любимой еды.
– Вы нынче как-то очень добры, ваше величество… матушка.
– Просто мне нужно поговорить с вами очень серьезно. Видите, мы здесь одни. Серьезно… А такие разговоры на пустой желудок не ведутся! Прошу отведать сосиски.
Императрица и цесаревич одновременно взялись за вилки и ножи, отрезали по кусочку, императрица положила ломтик нежнейшего, мелко-мелко изрубленного мяса в рот, а великий князь вдруг низко наклонился к тарелке, уставился на нее, словно не верил своим глазам, – и отпрянул с криком:
– Что это?! Что это?!
– Что такое? – насторожилась Екатерина.
– Это стекло! Стекло! – истерически выкрикнул Павел. – Кусок стекла был в моей сосиске! Вы задумали убить меня! Вот зачем вы меня позвали на этот приватный обед!
Теперь Екатерина уставилась в его тарелку, словно не верила глазам. Она и в самом деле не верила им!
Кусочек стекла! Как он сюда попал, что за нелепость?! У нее и в мыслях не было… Никакого такого приказания она не отдавала, но как внушить это Павлу, который бьется в истерике?
– Успокойтесь, сын мой, – призвала она на помощь два слова, которые употребляла так редко, которые так трудно было заставить себя произнести, ибо это было ложью. – Клянусь, что это несчастная случайность.
– Нет, нет, не верю! – всхлипывал Павел.
– Ну рассудите же логически, – прикрикнула Екатерина, которой это начало надоедать. – Вы сами взяли свою сосиску с общего блюда. Она могла бы достаться мне, и что тогда? Вы бы кричали, что я решила покончить с собой на ваших глазах? К тому же такой очень даже немаленький кусок стекла можно проглотить, только если не жевать мясо, а ведь вы знаете старинную премудрость, ее вам внушала еще императрица Елизавета Петровна: «Кто дольше жует, тот дольше живет!» Вы никак не могли проглотить стекло. И уж если на то пошло, задумай я вас отравить, я бы сделала это не за собственным столом!
В глазах Павла появился оттенок разума.
– Успокойтесь, – продолжала увещевать его Екатерина, – это случайность, это недоразумение: чего только не бывает на кухне, даже и на дворцовой кухне!..
Однако Павел снова взбеленился:
– Моя смерть кому-то выгодна!
– В моем дворце она не выгодна никому, – твердо сказала Екатерина. – Ведь это вы мне наследуете, а не я вам. Скорее мне следовало бы опасаться вас. Успокойтесь! Я накажу повара за недосмотр.
– Накажу? – пренебрежительно повторил Павел. – Каким образом, интересно? Наш великий предок Петр велел бы его четвертовать! Колесовать!
Насчет великого предка Екатерина только хмыкнула и сообщила, что ни колесовать, ни четвертовать поваров не намерена.
– Вы неверно управляете государством! – запальчиво выкрикнул Павел.
Старая песня. Екатерина привычно пожала плечами.
– Уж ты небось направишь, когда до власти дорвешься! – язвительно пробормотала она. – Если, конечно, раньше с ума от опиума не сойдешь.
– Какого еще опиума? – вытаращил глаза Павел.
Екатерина смотрела на него с ненавистью, смешанной с жалостью. Мало ей было того, что она услышала от Алымушки! Сегодня императрица получила секретное письмо от своего родственника, принца Ангальт-Бернбургского. Оказывается, в Европе уже всерьез обсуждают возможность переворота в России! Оказывается, князь Вальдек, канцлер Австрийской империи, говорил принцу: «Если
Понятно, кого он подразумевал под словом
Оказывается, английский посланник Джеймс Гаррис в донесениях своему правительству давно уже намекал на то, что борьба между свекровью и невесткой за власть в России неминуема!
Екатерина вприщур смотрела на цесаревича.
Нет, конечно, дело еще не зашло слишком далеко, все еще поправимо. Болтовня дипломатов очень часто предваряет события. О брожении в армии не слышно, а без армии переворота не устроишь. Это даже не подготовка к комплоту – лишь отдаленная прелюдия к нему.
Екатерина, впрочем, не намерена была ждать, когда нарыв вызреет. Говорить о перевороте с Павлом глупо, он не должен заподозрить, что она в курсе дела. Ну а про адюльтер поговорить – самое время!
– Какого опиума, говорите? – переспросила она ехидно. – Того самого, который подливают вам в вино ваша жена и ваш самый близкий друг!
– Вилли? – тупо переспросил Павел. – Андре? Какая чепуха! Это самые близкие мне люди, и я не
