'Черт возьми! Конечно, желаю! Но потерплю до вечера'.
Проглотил слюну, собрал волю в кулак:
– Спасибо, милая, пока все.
Налив полрюмки золотистого ароматного напитка, Марго, словно на подиуме, чуть покачивая бедрами и демонстрируя безупречную фигуру, удалилась.
В кабинете сразу стало темнее. Будто солнышко зашло за тучку. Тяжело вздохнул, тоскливо глянул на закрывшуюся дверь, одним глотком опрокинул рюмку. Закусил лимончиком с сахаром. Немного подумав, налил еще одну. Эту пил неспеша – наслаждаясь букетом. Затем положил в рот ломтик соленого лимона. Теперь, пожалуй, можно и в Интернет…
И понеслось… Демократическое правительство декларирует программу 'Лицом к человеку', 'помаранчевый' президент обещает благосостояние 'любым друзям'. На деле – падение производства, кабальное газовое соглашение, обнищание народа и обогащение стоявших на трибуне 'демократов'. А во всем винят мировой экономический кризис, да внутренних врагов. Весьма удобно! Сами же с жиру бесятся…
Откинувшись на спинку кресла, тупо уставился в потолок. 'Да что же это такое? Сколько мы будем искупать грехи? Чужие и свои… В собственной стране, словно в плену! Кругом ложь, двойная мораль, двойное право, двойная жизнь. Из кризиса – да прямиком в кризис! Хоть сейчас беги на чужбину!'
В рюмку коньяк наливать не стал. Опрокинул бутылку и трижды глотнул прямо из горлышка. Задохнулся, по желудку разлился огонь, а на глазах выступили слезы.
'А чего ты, Умник, собственно говоря, ожидал? Чтобы за какие-то три года все существенно изменилось?
Вот уже почти столетие мы непрерывно воюем: за коллективизацию, индустриализацию, за план, урожай, количество и качество, социализм и коммунизм, перестройку, рыночную экономику, независимость, за 'рідну мову', здоровье 'простого человека'. А на войне, как на войне – убитые да раненные. 'Мы за ценой не постоим…' Вот и платим ее… непомерную.
И будем платить до тех пор, пока не изгоним из душ своих рабский страх, не научимся себя защищать. 'Коли хата наша буде не скраю!' Никто и никогда не принесет нам 'добробут' на блюдечке с голубой каемочкой. Когда же мы наконец это осознаем?'
Тем временем 'Арагви' проявил свои чудесные свойства: понемногу расслабил и возвратил благодушное настроение.
'Каждый народ имеет таких правителей, каких заслуживает', – кажется, так сказал кто-то из великих, подвел я итог и, закусив лимончиком, отправился на прогулку.
Вчера вечером с балкона двор показался мне меньшим. На самом деле он довольно велик. По обе стороны мраморных дорожек – кусты цветущих роз, за ними – зеленая с голубым оттенком бархатистая травка, ближе к забору – плодовые деревья. На яблонях соблазнительно краснеют яблочки. Вдоль забора вьется виноградная лоза с большими сочными гроздьями. Возле колдует садовник в синей спецовке, что-то подрезает, подвязывает. Другой, его 'брат-близнец' собирает с травки упавшие ночью пожелтевшие листья. В кронах деревьев весело щебечут желтобокие проказницы синички, а по травке важно шествует редкий для светлого времени дня гость – колючий ежик.
Сорвав яблоко, я с удовольствием впился в него зубами. В рот брызнул кисло-сладкий душистый сок. Наслаждаясь, за-жмурил глаза. Когда же открыл, то увидел за домом на лужайке в окружении пяти березок небольшой бассейн из голубого мрамора, а над ним композицию Родена 'Вечная весна'.
Около бассейна на деревянной скамеечке, склонив белокурую голову, глядя в воду, сидела Сюзанна… Словно сестрица Аленушка…
Тихонечко, боясь спугнуть, приблизился к ней сзади. Ощутил запах ландышей. Девушка, скульптура и бассейн органично сливались в единую неповторимую композицию.
Копия скульптуры, похоже, из слоновой кости, до тонкостей повторяла шедевр гениального мастера, но во много крат больше. Юноша и девушка, обнявшись, слились в поцелуе. У ног влюбленных прямо из скалы бьет хрустальной чистоты источник. Вода, сбегая в бассейн, сдвинула три белые лилии к противоположному краю. Стайка красных вуалехвостов собралась у поверхности, щиплет их за невидимые глазу ворсинки. Посреди бассейна одиноко плавает желтый листочек. Немного изогнутый, он напоминает игрушечную лодочку. Нет, скорее парусник. Ветерок, постоянно меняющий направление, гонит его то в одну, то в другую сторону. Сюзанна сосредоточено, не отрывая взгляда, наблюдает за ним. А на ее щеке застыла хрустальная слезинка.
Неожиданно я 'услышал' обрывки ее мыслей: 'Зачем? К чему мне этот глоток свежего воздуха? Стоит ему исчезнуть, и я вновь мертва!'
Ощутив присутствие, девушка обернулась. В смущении, вскочила на ноги, 'створки раковины' мигом захлопнулись.
– Простите, господин! Я знаю, что не должна,… но… здесь так красиво…
– Да ради Бога…
Услышав слово 'Бог', и вовсе покраснела. Только сейчас я заметил, что она без униформы – в тонких джинсах, плетеных босоножках и легкой под цвет глаз блузке. Одна пуговка на ней расстегнулась, приоткрывая соблазнительную полоску нежной плоти. В этот миг Сюзи была неимоверно похожа на обычную 'земную' девушку, к тому же чертовски привлекательную.
– Господин! Если Вы ничего не желаете, позвольте уйти.
Она стояла, покорно опустив голубые, словно вода в бассейне, глаза. Повинуясь внезапному порыву я слегка приподнял ее блузку. Так и есть: ниже пупка краснеет татуаж – масть бубен.
Итак – Шарлотта дама трефовая, Сюзи – бубновая. Тогда, скорее всего (проверю сегодня ночью) Марго – пиковая. Значит, где-то еще гуляет дама червей.
Получается забавный пасьянс. Удастся сложить его иль нет?
– Ступай, Сюзи… Кстати, твоя смена завтра?
– Да, господин.
Она была смертельно бледна, а в глазах мелькнули сердитые искорки. Рассердилась или обиделась. Но длилось это лишь мгновенье. И вновь, обворожительная улыбка. Сверкая крупными бриллиантами в ушах, она грациозно удалилась хорошо поставленной походкой фотомодели.
'От такой прислуги, думаю, не откажется и сам король'.
Прогуливаясь парком, незаметно подошел к воротам, – за-крыты. А вот металлическая калитка в стене не заперта. Проходя через нее, ощутил незначительное сопротивление, будто порыв теплого вешнего ветерка. Вне Зоны воздух сырой и про-хладный. Как ни крути – двадцать четвертое сентября… Осень.
Оглянулся – забор, словно в дымке. Отошел еще немного, – вовсе исчез. Смешанный лес. Тупик неизвестно куда ведущей дороги с исковерканным дождями и временем асфальтом. Кучи мусора: сухие ветки, пустые пивные бутылки, целлофановые пакеты с остатками закуски. Доносятся звуки проносящихся по близлежащей трассе машин.
Пошел обратно. А Зоны-то – нет! Вот это да! Но ведь была где-то здесь! Здесь!
Сделал небольшое усилие и… прозрел: да вот же он, заборчик мой, виднеется в дымке. Дорога чистая, ровная. Мусор исчез. Да и потеплело. 'Когда находился в плену у Горио, между мирами не мог пройти, а теперь запросто! Растем!' Возвратился во двор.
'В город съезжу после обеда. А пока, пусть пиковая дама Марго 'тряхнет скатертью-самобранкой'.
И ведь тряхнула! Да еще как!
На смену бордовому платью, белоснежному переднику и туфелькам с золотой пряжкой явились вышитая длинная сорочка, темно-синяя корсетка, красный передник, сафьяновые сапожки, венок из полевых цветов, несколько ниток коралловых бус на шее. Лишь лукавые искорки в глазах да запах сирени остались прежними.
Догадаться, что за обед меня ожидает – не сложно: еще хранящие тепло солнца сочные помидоры, огурчики, красный сладкий перец, зеленый лук, душистая петрушка и укроп с капельками воды на зеленых листках. Белое с розовой прорезью сало. Распространяющий на версту аромат, красный борщ со сметаной. Вареники с мясом, капустой, творогом. Холодный хлебный квас в запотевшем глиняном кувшине. И, конечно же, перцовка. Позаботилась Марго и о музыкальном сопровождении. Любимые с детства, такие родные, грустные и душевные песни. 'Ніч яка місячна, зоряна ясная, видно, хоч голки збирай…'
