Вернуться несложно. Хорошенько подумай.
– К Цезарю!
– Жаль! Так я и знала! Как же ты похож на Фарадея! Такой же глупый, наивный и упрямый. Запомни: старше туза только джокер.
К чему была последняя фраза, я так и не понял.
Диана легко, словно юная девушка, вскочила с постели. Хлопнула в ладоши. Служанка принесла легкий золотистый полупрозрачный пеньюар с неизменным запахом роз.
Что ж! Все вполне логично: дама пик Марго пахла сиренью, трефовая Шарлотта – жасмином, бубновая Сюзи – ландышем, ну а червонная – розами. Чем не букет для Великого Цезаря?
– Умник, какой костюм желаете одеть?
Похоже, уже перешли на официальный тон. Почему-то немного обидно.
– Пожалуй, обойдусь своим.
– И в комнатных тапочках?
В зелено-золотистых глазах вновь сверкнули лукавые искорки. Диана привычным движением руки откинула волосы за спину. Я не мог не любоваться телом богини – высокой грудью, тонкой талией, плавными линиями бедер – 'хороша Даша, но не наша!'
– И в тапочках…
– Ну-ну. Возможно, вы и правы. Таких костюмов еще не видывали. Наряжайтесь, а я на минутку отлучусь…
Неспешно одел 'маскарадный' костюм – трусы, футболку, мятые спортивные штаны и куртку. Подобрал один тапок. Другой как не искал, так и не нашел. Явлюсь на бал как древнегреческий герой – в одной сандалии… Думаю, матушку-историю этим особо не удивишь. Мир настолько древен, что все уже когда-то случалось.
– Тебе не хватает лишь шутовского колпака. Вот, бери, дарю! Теперь – полный порядок!
Диана в золотом бальном платье, украшенном изумрудами и бриллиантами, в короне императрицы – ослепительна и величественна. По сравнению с ней я в самом деле выгляжу дурачком или шутом. 'Тоже мне, нашел час выпендриваться. Теперь отступать поздно, придется играть избранную роль, держать марку до конца. Да и колпак, словно на меня, а как весело звенят серебряные бубенчики'.
– Думаю, маска ни к чему, никто не признает, – усмехнулась Диана.
Не сходя с места, начертила розовым пальчиком в воздухе магический знак, обозначила дверь портала. Условная линия вспыхнула ярким пламенем. Ничего не скажешь – весьма эффектно! Путь открыт. Диана ступила первой, я за ней. На этот раз ни темноты, ни провала, ни бездны.
Мы – на площадке из розового мрамора с золотистыми витиеватыми узорами, вниз ведут ступени. Под ногами величественно проплывают белые облака. Так вот она какая – лестница в небо!
Диана взяла меня под руку. Стали шаг за шагом спускаться.
Прошли сквозь молочный туман. Теперь тучи над головой. Прямо на нас, курлыча, летит клин серых журавлей. Почти слышу хлопанье крыльев. Набежала волна прохладного воздуха. Пролетели сквозь нас даже не заметив. Еще десяток ступенек – и мы в рябиновой роще. Желтые и красные листья кружит свежий осенний ветерок, ягоды начинают наливаться кровью сока. Колючка-ежик несет на спине польский гриб, а белогрудые сороки затеяли нешуточный скандал.
– Диана, тут всегда так? – спросил шепотом, боясь разрушить магию очарования.
– Нет, не всегда. Зимой, весной и летом по-иному.
Пройдя сквозь землю, мы угодили в ноябрь. Черные и серые тона. Холодный, пронзительный ветер несет первые снежинки. Под нами схваченное у берега тоненькой корочкой лесное озеро. За кромкой льда бесшумно плывут два бобра. Вижу, как лоснится их шерсть. Слышу, как пофыркивают от удовольствия. Им холод нипочем! С такой-то шубой!
'Проломив' ледок, спускаемся под воду. Ледяная и кристально чистая. Стайки карасиков среди водной растительности замерли в полудреме, зубатая торпеда щука затаилась под корягой. На дне два большущих рака, выставив клешни, неспешно ведут ученую беседу.
За водой нас встретило пламя. Полыхнуло чрево вулкана. Мир огня, слепящих красных искр и неимоверного жара. Но и здесь существует жизнь. Грациозно изогнув спину, подошла саламандра. Печально посмотрела большими умными глазами, ударив хвостом, подняла сноп искр. Оскалив острые зубки, величественно удалилась.
Вот и огонь позади. Теперь мы в амфитеатре. Вниз к арене с четырех сторон ведут ступени. Звучит музыка Штрауса. Один вальс сменяется другим.
Вначале показалось, что ожили скульптуры из парка Дианы. Но нет! Это гости Цезаря. Всевозможные обличья, но человеческих меньше всего. Боги древнего Египта: человек с головой сокола, другой – с волчьей, а вот величественный Сфинкс. Обнаженная дама с головой питона, эльф с прекрасной эльфийкой. Всевозможные демоны и нечисть.
Сам хозяин на пьедестале. Черный обсидиановый трон украшен единственным, но огромным сапфиром, изображающим масть пик.
Юноша с нежной розовой кожей, с лицом Апполона и золотистыми кудрявыми волосами, в белоснежной римской тоге и сандалиях, увенчанный золотым лавровым венком.
'Вот он – Цезарь! Куратор реальности 857-бис. Интересно, служащий какой категории? Не меньше первой! А то и высшей, если таковая в их иерархии существует'.
По обе стороны от трона Цезаря стоят еще четыре, поменьше, из чистого золота. Три уже заняты моими недавними служанками: Маргаритой, Шарлоттой и Сюзанной. Четвертый пока пустует – дожидается мою спутницу.
Пройдя ареной, где танцуют всего две пары, приблизились к мраморному пьедесталу. На нем мерцают отблески кровавого пламени. Над головой бушует огненное небо Мира Саламандр. Мне это показалось недобрым знамением. Похоже – живым отсюда не уйти. Поймал взгляд Цезаря – утомленный, безразличный, жестокий, – старческий. Так же, как и Диана, склонил голову в приветствии.
Она, словно что-то услышав, содрогнулась, поспешно вы-свободила руку и заняла пустующее место на троне.
Я вдруг ощутил резкую боль в голове, насквозь пронзившую позвоночник. Едва не закричал. 'Проделки Цезаря? Нет – нуклеаризация! Как же не вовремя!'
Сцепив зубы, посмотрел на Цезаря.
– Ты приветствуешь повелителя весьма скромно, – он говорил, не размыкая губ. От обсидианового трона подуло холодом и мертвечиной.
– В соответствии с должностными инструкциями, – ответил первое, что пришло в терзаемую болью голову.
– Здесь есть одна инструкция и один повелитель! Знаю, ты выходец из Мира Паука. Вы все неучтивы, лишены такта. Мир подонков и выскочек. Была бы моя воля… уже давно… Но на-станет время, и очень скоро…
В серых глазах сверкнул огонь безумия, идеальной красоты губы свела судорога.
– Тем не менее, вы приняли обличье одного из аборигенов и нарядились в его одежду. Музыка другого сейчас звучит в зале. Значит, все не так плохо…
– Ничтожество, как ты смеешь?!! Не тебе…
Уже в следующее мгновенье мы очутились в длинном зале. Я и Цезарь. Он сидел, не шевелясь, все на том же троне.
Вдоль стен в полный человеческий рост висели игральные карты. Возле одной из них, только пустой, стоял я.
– Возомнил себя джокером! А на самом деле ты – шестерка, и место тебе – здесь!
Теперь к боли нуклеаризации добавилась другая. Меня плющило, размазывало, стискивало. Деревенели руки, ноги. По сравнению с ней – боль нуклеаризации была терпимой. Я за-кричал, а может, по-звериному завыл. Перед глазами поплыли неясные образы: вот я ем оплеванный рыжим Валеркой снег…
'Да сколько же это будет продолжаться, преследовать меня и в жизни, и в смерти'. Ненависть, злость, ярость – придали сил. Теперь Цезарь персонифицировался в мой детский комп-лекс. Я же парил над ним