этого события не остается ровным счетом ничего-ни великого, ни французского, ни революционного [34]. С выпуском в 1976 г. специального номера 'Анналов' под общим названием 'Революция и тоталитаризм'' журнал впервые за всю его историю целиком и полностью погрузился в грязное болото антисоветизма. Вдохновителем, организатором и автором основных публикаций этого номера был один из новых директоров журнала -Марк Ферро.
Процесс дальнейшего 'обновления' буржуазной исторической науки сопровождался пересмотром всего арсенала средств исторического познания: исходные принципы, предмет исторической науки, методы. В настоящее время, как и в начале века, во времена А.Берра, внешне главной мишенью критики со стороны 'Анналов' продолжает оставаться так называемая 'повествовательная' история. Для них это стало уже своеобразным ритуалом. Однако направленность и содержание этой критики с тех пор существенно изменились. Историография, против которой выступают 'Анналы' 70·х годов, пожалуй, меньше всего воскрешает в их памяти времена Сеньобоса. 'Традиционными', т.е. устаревшими, для них становятся уже и сами основатели 'Анналов' и даже Ф. Бродель, непременные реверансы в сторону которых также начали приобретать ритуальный характер,
Но главное размежевание сил во французской историографии происходит не по линии между прошлым и настоящим. Для нынешнего поколения 'Анналов' 'традиционной', устаревшей является прежде всего марксистская историография, которую Э.Ле Руа Ладюри именует 'псевдореволюционной'[36].
Движение за очередное 'обновление' буржуазной исторической науки во Франции приобрело поистине небывалый размах. Лишь теории этого вопроса посвящены десятки томов научной литературы. Результаты, достигнутые в деле перестройки исторической науки к середине 70-х годов, получили обобщение в трехтомном коллективном издании 'Заниматься историей' [37]. Теоретические проблемы истории находятся в центре внимания двух специальных выпусков: 'Методология истории и гуманитарных наук'[38] - в честь Ф. Броделя и 'Экономическая конъюнктура. Социальные структуры'[39] - в честь Э.Лабрусса. Кроме того, ряд видных историков школы 'Анналов' опубликовали авторские труды по наиболее актуальным проблемам исторического знания, в числе которых можно назвать такие, как 'Логика истории' Ш.Моразе, 'Территория историка' Э.Ле Руа Ладюри, 'История-социальная наука' П.Шоню [40]. В этих работах затрагивается очень широкий круг вопросов, касающихся логико-методологической специфики истории, ее места в системе гуманитарных наук. По ним можно судить о достижениях французской буржуазной исторической науки, о существенных изменениях, происшедших в ней за последнее время.
Наиболее полно методологические проблемы современной буржуазной исторической науки представлены в коллективном труде 'Заниматься историей'. Составители этой работы-Ж. Ле Гофф и П. Нора считают, что во Франции утвердился новый тип истории, и выделяют следующие основные проблемы, вставите перед Hei..
Прежде всего вопрос об исходных принципах. Ж.Ле Гофф и П. Нора фактически отрицают существование единой теории познания. 'Обновленная история', заявляют они, как никогда, решительно отвергает какую бы то ни было философию. В то же время она не может уже довольствоваться и позитивистскими иллюзиями по отношению к теории. В ней явно просматриваются тенденции к концептуализации: современный историк занят не только и не столько тем, что вскрывает взаимосвязь событий и фактов; его интересует эволюция социальных, экономических, психических структур, процессы, отношения. История нового типа — это история-проблема, а не история-рассказ. Отсюда первая сложность, которую Ж.Ле Гофф и П. Нора формулируют так: вторгаясь в область теории, историческая наука рискует превратиться в нечто противоположное ей самой, т.е. в нечто вроде 'марксистских предназначений', веберовских абстракций или структуралистских вневременных конструкций.
Второй вопрос о предмете исторической науки. В те области знания, где история как система объяснения общества во времени пребывала в одиночестве, начали вторгаться другие науки с нечетко определенными границами своего предмета, которые могут вобрать или растворить в себе историю. Особенно большой притягательной силой в этом отношении обладает этнология. Избавившись от примата письменного источника и тирании события, этнология тянет историческую науку к почти неподвижной, медленно протекающей истории, к броделевской 'большой продолжительности'. Расширение поля, которое вынуждена теперь обрабатывать история, поколебало самые, казалось бы, апробированные способы исторического объяснения. В истории социальных представлений, идеологий, умонастроений обнаружились сложная игра взаимодействий и такие смещения, научное объяснение которых, как полагают Ж. Ле Гофф и П. Нора, не под силу никому, в том числе и марксизму, обладающему наиболее глобальным и цельным видением мира. Сложные переплетения социального, идеологического, психологического оказалось невозможным упрощенно истолковать в рамках понятий структуры и суперструктуры. В этих условиях единая историческая наука уже перестает существовать. Образуются несколько историй—экономическая, демографическая, религиозная, политическая,—и каждая из них- со своим предметом, с претензией на тотальность.
Наиболее полно вопрос о предмете исторической науки в том виде, как его представляют себе составители сборника 'Заниматься историей', раскрывается в статье М.де Серто 'Историческая операция', которой открывается сборник. На точку зрения, изложенную в этой статье, следует обратить особое внимание, поскольку ее можно считать если не общепринятой в 'Анналах', то во всяком случае получившей самое широкое отражение во многих исследованиях. Кроме того, в статье М.де Серто выражена позиция, которой, на наш взгляд, определяются и важный поворот в развитии всей современной французской буржуазной историографии, и соответствующие модификации в теоретических основах и методах исторических исследований.
Суть этой позиции сводится к следующему. На протяжении всего XIX в. и до середины XX в. 'центральным сектором' исторической науки была социальная история, т. е. проблема 'отношения общества к самому себе'. Но наряду со становлением общества шел и другой процесс — становление природы, а это становление является одновременно 'данным' и 'творимым'. Социальный порядок, если его рассматривать в процессе становления природы, вписывается в этот процесс как одна из форм естественного порядка. Следовательно, предметом исторической науки должно быть становление природы, а познать это становление можно лишь путем различения на каждом этапе 'данного' и 'творимого'. Отсюда, по схеме М. де Серто, логически вытекает главная задача исторической науки: в каждом конкретном исследовании внимание должно быть сконцентрировано на отыскании пограничной зоны между 'данным' и 'творимым', между природой и культурой.
Не трудно видеть, куда могут увлечь историческую науку такие ориентиры. Поскольку становление природы—это процесс, у него должны быть и точки нестабильности, и, следуя по пути, обозначенному М.де Серто, их нужно искать в зоне пересечения природного и культурного. В результате проведенной М.де Серто 'исторической операции' осуществляется как бы двойное 'снятие' реально существующего противоречия, которое является источником развития любого общества, основанного на частной собственности на средства производства: на место противоречия 'класс-класс', обусловленного в процессе преобразования природы противоречием 'производительные силы - производственные отношения', выдвигается противоречие 'данное-творимое', или 'природа вообще—общество вообще'[45].
Статью М.де Серто можно в известном смысле рассматривать как программную, но в то же время она является отражением ситуации, уже сложившейся в буржуазной исторической науке в конце 60-х-начале 70-х годов. Ориентация исторических исследований на изучение 'становления природы' обнаружилась в повышенном интересе к географии, к истории людей в их тесных отношениях с природой и дополнилась в последнее время интересом к проблемам городского строительства [42], изменения географии растений и их социально-экономических последствий [43], развития техники [44], проявлений сексуальности, истории медицины, заболеваний [45] и т.д.
Утверждению истории нового типа, по мнению составителей и авторов книги 'Заниматься историей', способствует и то, что она обрела новые объекты исследования, которые ранее рассматривались мимоходом или не освещались вовсе. Этим новым объектам посвящен третий том книги, в котором 'обновленная' историческая наука предстает буквально всеядной. Она 'заглатывает' много такого, что, казалось бы, абсолютно не показано ее 'пищеварению'. Новые объекты рядом со словом 'история' воспринимаются порой как настоящие парадоксы-то из-за вневременной своей сущности (история дождя и хорошей погоды, миф, праздник, смерть), то из-за своей неподвижности и явной принадлежности к другим
