готовить почву для всей семьи?
В комнате наступила тишина. Неожиданно, резко. Будто кто-то выключил звук телевизора, который до того голосил на полную мощь.
, — Нет, ну что вы, Илона Соломоновна, — первой нарушила молчание Лена.
— Тогда зачем вы берете с собой Машу? Она, между прочим, в школе учится, — подала голос Наталия Васильевна.
— В советской школе! — уточнила бабушка Аня.
— Маша пойдет в посольскую школу. Так что с аттестатом все будет в порядке, — успокоила маму Лена.
— Вадим, что ты задумал? — мрачно насупившись, спросил Владимир Ильич. При этих словах Михаил Леонидович оторвался от тарелки и откинулся на спинку стула. До него наконец дошло, что собрались они отнюдь не по случаю большого гонорара сына.
— Объясняю. Слушайте и не перебивайте! — Вадим заговорил так, как в последнее время говорил на фирме. Зная, что он главный, что спорить с ним нельзя, а слушать его придется. — Для меня это тоже неожиданность. Америкосы хотят, чтобы на момент открытия их офиса в Москве, я был здесь. Соответственно, ехать туда мне надо сейчас. Это первое. Второе — в стране происходят вещи, мне непонятные…
— А что непонятного? — не учуяв во внуке начальника, перебила бабушка Эльза, — Новый НЭП, вот и все. Через год начнут сажать кооператоров и всех приличных людей. Я правильно говорю, Анна Яковлевна? — не скрывая сарказма, обернулась к соседке по столу Эльза Георгиевна.
Бабушка Аня набрала в легкие воздуха, чтобы дать достойный отпор белогвардейской пропаганде, но не успела. Вадим, повысив голос, продолжил:
— И это возможно. И пустота на прилавках, еще больше, чем сейчас, — возможна. Но дело в другом. Я против эмиграции. И Лена — против. Жить надо дома! Но на всякий случай базу там тоже неплохо было бы создать.
— Мы никуда не поедем! — с истерикой в голосе выкрикнула Наталия Васильевна.
— Мы сделаем так, как скажет Вадим! — грохнув по стону кулаком, рявкнул Владимир Ильич.
Все удивленно посмотрели в его сторону. Мало того, что подобное поведение никак не соответствовало его роли подкаблучника, к которой все давно привыкли, он вообще так никогда не разговаривал, Только Наталия Васильевна, иногда в отсутствие посторонних глаз получавшая напоминания от мужа, кто в доме реальный хозяин, тихо съежилась и спорить не стала.
Видя обращенные на себя удивленные взгляды, Владимир Ильич продолжил:
— Я понимаю, что для всех вас мнение моей покойной мамы не указ. Для меня, вообще-то, тоже. Но мама была права — давайте, наконец, поймем, что только Вадим и именно Вадим должен решать кардинальные для нашей большой семьи вопросы. Мама разбиралась в людях, и если она считала, что благополучие семьи зависит от Вадима, значит, она понимала, что это так. Я вообще думаю, что людям, готовящимся отправиться в вечность, открывается истина, нам недоступная.
В комнате опять повисла тишина. Все вспомнили предсмертную записку Батыя…
Дальше Вадим и Лена только детально отвечали на уточняющие вопросы родни.
Напоминание о письме Лениной бабушки погасило воодушевление Вадима. Словно ему на плечи взвалили мешок картошки. Он даже как-то ссутулился. Он с особой остротой вдруг почувствовал, какая мера ответственности за всех этих, таких родных для него людей, лежит на нем. Будто он действительно знает единственно правильное решение. А он не знает. Только показывать это никому нельзя. Единственный, у кого можно спросить совета, это Самойлов. Но и тому всего не расскажешь. Тем не менее, Вадим решил завтра позвонить Василию Петровичу.
— Какие проблемы, Вадим Михайлович? — Самойлов вышел встретить Осипова в приемную.
— Жизнь не становится ни легче, ни веселее, — с улыбкой перефразировал Вадим знаменитую фразу отца народов. Он прошел в распахнутую перед ним дверь кабинета директора Института государства и права.
— По Сталину соскучились? — иронично поинтересовался академик.
— По порядку! — уже серьезно отозвался посетитель.
Самойлов закрыл дверь, показал Вадиму на одно из кресел у журнального столика и сел сам.
— Что у вас с офисом?
— Бумага подписана Поповым. Гуляет теперь по кабинетам.
— Это мы сейчас поправим, — Самойлов встал и подошел к рабочему столу. Снял трубку АТС-1 и набрал четырехзначный номер.
— Гавриил Харитонович, опять Самойлов… Нет, я по другому вопросу. Получаса не прошло, а теперь моя очередь просить…
Разговор занял меньше пяти минут. Прервался Самойлов только раз, уточнив у Вадима название кооператива Аксельбанта. Опустив трубку, вернулся в кресло возле Вадима.
— Ну что ж, думаю, вам повезло. По странному стечению обстоятельств Попов сегодня звонил мне с просьбой. Почти уверен, что теперь ваше письмо быстро найдут и выпустят распоряжение Мосгорисполкома. Вы за этим пришли?
— Нет. Хотя спасибо вам большое. У меня глобальный вопрос, Василий Петрович.
— О дальнейших путях развития земной цивилизации? — Самойлов явно пребывал в хорошем настроении.
— Да, — Вадим улыбнулся. — Но преимущественно на одной шестой части суши. Куда мы идем?
Самойлов посерьезнел.
В течение следующего часа Василий Петрович объяснял Осипову, каким ему видится дальнейший ход развития страны. Вариантов назвал несколько. Либо все, что происходит — очередная оттепель. Горбачева скинут его же соратники. Благо в Политбюро раскол очевиден. Следующий вариант — плавное вхождение в рыночную экономику при сохранении идеологического и политического контроля со стороны КПСС. Тот путь, по которому пошел Китай с подачи Дэн Сяопина. Однако с нашим ленивым и пьющим народом этот вариант почти фантастический. Есть еще путь, самый опасный, — революция. Причем кровавая и бессмысленная. Раскол страны: отделение Прибалтики, Закавказья и части азиатских республик. Прежде всего Казахстана. Он, по крайней мере, сможет сам себя прокормить.
Вадим ограничивался только уточняющими вопросами, не рискуя задать главный, тот, ради которого пришел. Самойлов разъяснял терпеливо, как на лекции. Вадим узнал, что долг СССР подбирается к ста миллиардам долларов. Долг, нереальный для возврата, так как, оказывается, семьдесят пять процентов экономики работает на оборону, а это, с экономической точки зрения, если оружие не идет на экспорт, полный кошмар.
Осипов удивился: ведь на экспорт поставляется очень много оружия.
— Да, — согласился академик, — но в обмен не на валюту, а на дружбу. А дружбой народ не прокормишь!
— Василий Петрович, — наконец решился Вадим, — а может, пора уезжать?
Самойлов молчал. Откинулся на спинку кресла, наклонился к столу, снова откинулся.
— Я давно ждал от вас этого вопроса, Вадим Михайлович. Совета не дам. Сами решайте. Только выскажу несколько соображений.
— Буду очень признателен.
— Так вот. Первое: всегда считал, что жить надо дома. Гостиница, самая распрекрасная, хороша первые пару дней. Потом хочется домой. Второе: здесь вы уже что-то и кто-то. Там придется все начинать с нуля. У вас, в отличие от меня, время еще есть. Но ностальгия… Не знаю, может я излишне сентиментален, но для меня это важно. И потом, — вы что, готовы оставить здесь семью?
— Нет, разумеется!
— Значит, жена и дочь повиснут на вас мертвым грузом. А ехать, чтобы все обустроить, а потом вытаскивать их, этого нервы не выдержат. Все время думать о доме, близких… Так ничего не добьетесь.
— Так на мне еще и Ленины, и мои родители. И две бабушки.
