лучше, чем в раннем возрасте, оказались слишком оптимистичными. Но неспособность писать только подчеркивала ее способность читать, чем Кушла и продолжала заниматься. Таков прежде всего всегда был ее ответ на то, что казалось невозможным. Время показало, что он был верным.
Увлеченность Кушлы печатным словом никогда не ослабевала. Сейчас она читает бегло, предпочитая чтение про себя, если не читает Санче (для чтения вслух нужен какой-то смысл). Она сейчас в восторге от уличных знаков и объявлений, а сложные письменные инструкции и получение обязательных писем — для нее сокровищница.
До сих пор в ее речи можно слышать фразы из книг, но теперь их трудно идентифицировать, потому что она читает про себя. «Перья и лисохвост!» — это выражение озадачивало всех, пока не было обнаружено в книге «Лис и яблочный пирог» (Tom Fox and Apple Pie) Клайда Уотсона (Clyde Watson) в очередной порции книг из библиотеки. «Привет-увы!» постоянно было в ходу после чтения вслух обеим девочкам «Мальчика-с-пальчик» (Tom Thumb) Хоффманна (Hoffmann).
Кушлу не учили читать, только «снабжали» языком и историями, в книгах и вне их, если это можно считать методом.
Я думаю, что можно и что это лучший метод из всех. Он превращает обучение детей чтению в радостный, естественный для человека процесс; детей, которые впитывают идеи как губки. Очевидно, что это нетерпеливое поглощение помогает подобным детям найти смысл в таком сложном и противоречивом опыте, как жизнь.
Голос Кушлы все еще тонок и сипл, ее словесный ответ часто запаздывает. Ей нужно время, чтобы наладить дыхание и произнесение звуков, и можно ощутить, что тщательность ее обдумывания еще более усложняет этот процесс. У нее есть привычка сопровождать для себя комментарием все, что происходит. Иногда она обнаруживает явную проницательность.
«Все удивились, что я научилась прыгать. Никто не думал, что я смогу прыгать, а я сегодня научилась. Дедушка говорит: „Боже мой! Кушла научилась прыгать!“»
Это комментарий к реакции семьи на продемонстрированное ей новое умение: прыжки. Оно сопровождалось заявлением Кушлы; демонстрация прыжков требовала строгой сосредоточенности. Семья, включая деда, только поздравляла Кушлу. Никто не показал своего удивления, вполне, впрочем, обоснованного.
За последние два года Кушла была в больнице четыре раза. Ей были сделаны две операции: одна — чтобы усовершенствовать ее дыхание, другая — чтобы предотвратить дальнейшую потерю слуха. Результатом одного из ее частых падений стала трещина в черепе, которая, к счастью, зажила без осложнений. (Кушле было предписано носить специально сконструированный защитный шлем, что вызывало зависть и восторг ее маленьких друзей).
В долине Карекаре теперь есть школа. Общественная школа «Лоун Каури», которая открылась в феврале 1978 года, представляет собой уникальное учреждение, даже для сельской Новой Зеландии. Занятия проводятся в амбаре на поляне в лесу, в школе шесть учеников. Дети, все в возрасте пяти-шести лет, зачислены в Государственную заочную школу. Но молодой человек, наблюдающий за ними, гораздо больше, чем методист. Живущим в Карекаре повезло, что среди них нашелся квалифицированный учитель, который близко знаком как с детьми, так и с их родителями, и который находит нетрадиционное помещение (собственный амбар) идеальным местом для того, чтобы пасти это маленькое, но активное стадо, пока местные волонтеры строят для них настоящее школьное здание.
Необычность ситуации привлекла внимание публики, в местных и национальных газетах появились статьи. Появились фотографии шестерых здоровых детей, в повседневной одежде, глубоко увлеченных школьной жизнью, которую они считают естественной и доставляющей удовольствие. Одна из них — Кушла. Ее учитель знает, что она особенный ребенок… но для него особенные и еще четыре мальчика и девочка…
Санча, которой скоро четыре, спокойный ребенок. Ее испанское имя обозначает «святая», она и на самом деле красавица, похожая на мадонну. Радует, что она живо реагирует на любое нарушение своих прав. Но она любящий, послушный, умный и зрелый ребенок. Никто из родных не старается снабжать Санчу книгами для ее возраста. Выйдя из младенческого возраста, она стала предпочитать книги, которые подходили Кушле, на два с половиной года старшей, чем она. Это продолжается.
Недавно я читала им обеим «Белоснежку» в издании «Хейнс-Хайман». В конце, когда плохая королева должна танцевать в раскаленных докрасна железных башмаках, пока не надает замертво, я заколебалась. Затем, вспомнив, что у них есть книга (и они любят ее), изданная «Джаррел-Беркерт», которая тоже придерживается этого варианта, я собралась с духом и продолжила чтение. После окончания последовало краткое молчание. Затем Санча сказала своим удивительно низким, совершенно земным, «новозеландским» голосом: «Ну, так ей и надо». С этой девочкой все в порядке.
И с Кушлой тоже. Прежде всего, она реалистичный ребенок. Она знает, что жизнь тяжела и мучительна, и иногда, кажется, оправданно лишь отчаяние. Но она, кроме того, знает, что жизнь чудесна и что если мы должны как-то жить, то надо жить наилучшим образом. Кушла Йомен, моя внучка, ребенок, обладающий мужеством и юмором, действительно в настоящий момент живет прекрасно.
Семь лет назад, еще до рождения Кушлы, я говорила о своей глубокой вере в то, что книга может обогатить жизнь ребенка. По сравнению с моей теперешней убежденностью тогдашняя моя вера была неглубока. Теперь я знаю, что шрифт и иллюстрация должны предложить ребенку, отрезанному от мира по любой причине. Но я знаю также, что должен быть еще и другой человек, готовый посредничать, только тогда что-то может получиться. Если бы Кушла родилась у других людей — как бы они ни были умны и полны наилучших намерений, — она могла бы никогда не встретиться в младенчестве со словом и иллюстрацией, заключенными в обложку книги. Конечно, ведь никто из специалистов не предписывает чтение вслух хронически больным младенцам, недостатки которых могут оказаться как физическими, так и умственными.
Именно в надежде завязать более человеческие связи между книгами и детьми-инвалидами всего мира родители Кушлы дали согласие на публикацию ее истории. Мы все уверены, что, став старше, Кушла и сама захочет помочь этому. Мы думаем, что вера Кушлы в книги как нечто, способное соединять, возможно, даже сильнее, чем наша.
Послесловие
Нелегко определить жанр книги, которую вы сейчас прочитали. Это отнюдь не просто воспоминания бабушки о воспитании ее больной внучки, но и не академическое научное исследование, и не руководство по воспитанию детей. Вместе с тем это отчасти и то, и другое, и третье.
Как детский психолог, я увидел в книге Дороти Батлер описание интереснейшего клинического случая. Как отец, воспитавший двоих детей, по-новому оценил многие события из нашей совместной жизни периода их детства. И, конечно, проникся уважением к людям, сумевшим обеспечить условия для полноценного развития девочки, чью жизнь так осложнило тяжелое врожденное заболевание.
Родители уделяли Кушле постоянное внимание с самого рождения, проявляли удивительную чуткость к ее нуждам и стремлениям. В то же время они старались дать ей то, что было близко и дорого им самим. Они любили книги — и смогли сделать их той поначалу тонкой, а затем все более прочной нитью, которая связала девочку с ними и с миром. Отсюда и заглавие: «Кушла и ее книги». И все же мне кажется, что более подходящим названием было бы «Кушла и ее родители». Ни в коем случае не пытаясь преуменьшить роль книг в детском развитии, я хочу все же подчеркнуть, что ее нельзя рассматривать в отрыве от общей атмосферы, созданной в семье. Даже самые лучшие книги (впрочем, как и самые лучшие игрушки, спортивные тренажеры и любые другие предметы, способствующие детскому развитию) остаются мертвы и бессмысленны, если не включены в заинтересованное, любовное общение родителей с ребенком.
В подробных описаниях занятий с Кушлой, которые приводит автор, мы снова и снова видим, как родители девочки становятся посредниками в ее отношениях с окружающей действительностью. «Кушле помогали схватить предмет — ее ручки клали на него, поддерживая и предмет, и руки девочки, и подвигали
