ребенком, и движения ее ручек и ножек были слабыми).
Каждая из этих книг была прочитана сотни раз. «Рваный» сон Кушлы означал, что ее нужно занимать в течение долгих периодов ночью.
Размеры книги в это время не играли существенной роли. Хотя общепризнанно, что очень маленьким детям держать маленькие книги удобнее, чем большие, но для Кушлы это не было важно; она еще не могла пользоваться руками.
Мать Кушлы говорила, что начала читать девочке и от отчаяния, и в то же время от изначальной уверенности, что оно поможет. Упорство привело к успеху; но конечно, необходимость, как для матери, так и для девочки, чем-то заполнить долгие часы тоже была одним из факторов.
Следует отметить, что музыка также использовалась, но никогда не занимала внимание девочки целиком, как книги. Мать Кушлы ставила пластинки или пела, или танцевала вместе с дочерью, казалось, девочке это нравилось, она часто смеялась. Однако это были краткие периоды; Кушлу было трудно держать, к тому же она часто болела. Читать можно было всегда, и книги стали одной из ее постоянных связей с миром.
Оглядываясь назад, этот период можно расценить как один из тех, когда родители Кушлы столкнулись с реальностью ее физических недостатков, в то же время не зная об их природе и о степени их серьезности. В основе компенсаторной программы, начатой в это время, лежало как осознанное решение «поддерживать с ней связь», так и необходимость заполнить часы, посвященные заботе о девочке.
Неспособность Кушлы занимать себя способами, доступными нормальному ребенку, возможно, усилили ее внимание к книгам, которые ей читали и показывали. Легко представить себе, что удобство и спокойствие, ощущаемые ребенком, когда его постоянно держат на руках и разговаривают с ним, спасают от одиночества и страха, которые он испытывает, не имея нормальных средств общения. Как много ребенок получает в первый год жизни посредством зрения, прикосновений рук и рта! Всего этого Кушла была лишена.
Каково бы ни было происхождение программы, к описываемому времени она твердо сложилась. Процесс был двусторонним: между Кушлой и ее родителями существовала постоянная связь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
От девяти до восемнадцати месяцев
В этот период не произошло никакого заметного улучшения здоровья Кушлы, но она стала развиваться физически, хотя и очень медленно.
В десять месяцев девочка научилась переворачиваться со спины на живот, лежа на полу. Как было отмечено в предыдущей главе, этот навык она приобрела уже в полгода, но был утерян во время ее пребывания в больнице.
Ровно в двенадцать месяцев — к этому времени Кушла могла недолго сидеть на высоком детском креслице — она научилась брать легкие предметы со «столика» креслица и тащить их в рот. Они каждый раз падали, прежде чем она успевала сунуть их в рот. К этому времени ее ножки могли короткое время выдержать ее вес, и если ее держали за ручки, она стояла прямо. Она также могла недолго сидеть одна, если за ней постоянно присматривали (обычный ребенок достигает этого уровня примерно в восемь месяцев).
Между одиннадцатым и двенадцатым месяцем жизни Кушлы ослабли, а затем прекратились ее судорожные подергивания. Дозу преднизона, который ей был назначен в семимесячном возрасте, постепенно уменьшали, а в двенадцать месяцев отменили. Рецидива подергиваний не было, хотя тенденция некоторой «судорожности» (подергивание лица, дрожь в ногах) отмечалась впоследствии во время болезней при высокой температуре. В более ранний период, напротив, все тело охватывало внезапной резкой судорогой.
Исследования отклонений в почках и селезенке продолжались; одной из болезненных и зачастую пугающих процедур, которым девочка регулярно подвергалась, был рентген с барием. Весь этот период Кушла почти все время страдала от ушных или горловых инфекций, или от той и другой вместе. Раз в две недели девочку показывали врачам Оклендской больницы и постоянно прибегали к помощи семейного доктора. Кушла продолжала спать все так же нерегулярно; ночной сон ее родителей был разбит, они постоянно бодрствовали. Кушле пробовали давать валиум и другие седативные средства, но неизменно отказывались от них. Их действие уменьшало живость Кушлы во время бодрствования, и родители твердо решили, что она должна иметь возможность реализоваться полностью.
Когда Кушле исполнился год, ее мать и еще несколько молодых женщин, посещавших группу Родительского центра до рождения ребенка, решили создать детскую группу и встречаться раз в неделю. В нескольких семьях были дети от двух до четырех лет, которым не удалось попасть в расположенные по соседству детские сады, и образованная группа рассматривалась как замена или временная мера. Мать Кушлы играла ведущую роль в создании этой группы, что дало девочке возможность наблюдать, как играют другие дети, и видеть свою мать в компании, где она получала помощь, в которой так нуждалась все это время.
К пятнадцати месяцам стало ясно, что ножки Кушлы достаточно сильны, чтобы дать ей возможность ползать, и что овладеть этим навыком ей мешают руки.
Ее родители в это время использовали такую обучающую программу: один из них поддерживал девочку снизу, так что ее руки и ноги находились в подходящей для ползания позиции, другой двигал руки девочки, а тот, кто поддерживал, передвигал девочку вперед. (Стало понятно, что ее ноги достаточно развиты для ползания, во время этой процедуры она двигала колени вперед должным образом.)
Но скоро родители убедились, что эта программа не подходит, во всяком случае в данный период, по двум причинам. Во-первых, мышцы рук девочки не могли принять на себя ее вес, и, во вторых, она не могла контролировать свои руки. Пока не было никаких признаков того, что Кушла сумеет координировать движения рук и коленей и научиться ползать, даже имея достаточно силы в руках.
Тем не менее она освоила некий вид ползания. Поддерживая себя на предплечьях на полу, она делала несколько ползающих «шажков» коленями, руки оставались неподвижными. Затем скользящим движением она выбрасывала руки вперед, и все повторялось. Таким образом она продвигалась на несколько ярдов, хотя этот процесс требовал от нее слишком больших усилий, чтобы она могла достичь какой-то реальной подвижности. (Следующий этап был достигнут восемь месяцев спустя, в год и одиннадцать месяцев, к этому времени Кушла могла сделать самостоятельно несколько рывков вперед. Все еще пытаясь ползти, она двигала поочередно рукой и ногой естественным образом, но вместо левой кисти использовала предплечье, а правая рука была вытянута вперед. Это позволяло ей перенести большую часть веса на левое предплечье. Ни на каком этапе она не использовала для этого оба предплечья, всегда только левое.)
Между тем Кушлу каждый день учили ходить, и она реагировала на это с присущей ей живостью. Она не могла удерживать равновесие, но передвигала ножки и пыталась ходить, если ее держали за руки, и к семнадцати месяцам она могла пройти несколько шагов, если взрослый держал ее только за одну руку. Подтягиваться или ходить, держась за мебель, она все еще не умела; ее ручки не были ни достаточно сильными, ни достаточно координированными, чтобы помочь ей справиться с этими задачами. Но постепенно руки становились все более послушными ей. Хотя иногда (и, конечно, когда ее тело «отдыхало», а не было занято каким-либо действием) руки Кушлы бессильно болтались, отведенные назад и в стороны, но все чаще она пыталась протягивать их вперед и использовать кисти. К двенадцати месяцам она пыталась перевернуть страницу книги, которую ей читали, а к пятнадцати месяцам могла проделать это довольно ловко. В это время она научилась показывать предметы, изображенные на картинках в книге.
Однако в восемнадцать месяцев она еще не умела хлопать в ладоши; координировать движение обеих рук было для нее слишком трудно, месяцы тренировки прошли без каких-либо заметных успехов. Но как только Кушла овладела этим искусством, она стала большой любительницей хлопать! И это не были изысканные хлопки, Кушла с чрезвычайно сосредоточенным видом вытягивала руки под прямым углом к
