вас в лесах и не учат тому, что чужое брать — скверно, зато у нас этому обучают на раз–два. С тех самых пор, как ты явилась на остров, Тадана будто подменили! Возврати мне его сердце!
— Его сердце все еще у него в груди. Если оно тебе так нужно, ступай и спроси сама — может, отдаст.
Кугуминуиаль тряхнула головой.
— Лжешь! Там осталась одна лишь пустота, и даже говоря со мной, он видит перед собой другую. Ты, ты… Да можешь не надеяться, что я позволю ему выбрать сушеную воблу, которой кости из королевских усыпальниц в ровесники годятся! Свой?то саван где оставила?!?
Нейенналь вскочила на ноги, рывком натягивая лук.
— Довольно, — сквозь зубы сказала она, держа атани на прицеле. — Кажется, тот, кто учил тебя не воровать, забыл упомянуть об уважении, которое следует выказывать к собеседнику. Мне даром не сдался твой смертный друг и, клянусь, с завтрашнего дня и до скончания века ноги моей не будет на Тиннудире. С Таданом делай все, что заблагорассудится, но, если не удержишь, подумай хорошенько — может, дело не в ком?то, а в тебе самой? А сейчас ступай прочь, не испытывай моего терпения.
Несколько мгновений девушка взирала на таварвайт самую малость, что не с ненавистью. Затем, звонко крикнув, пришпорила коня. Прыжками взбираясь по склону, пегий скакун было оскользнулся, но затем выровнял ход и скрылся среди деревьев, мягко ударяя неподкованными копытами по сырой земле. Возвратив стрелу в колчан, Нейенналь устало опустилась на расстеленный плащ, слепо глядя на прогоревшую золу костра. Пора было уходить. Она это прекрасно понимала, но столь же хорошо за прошедшие дни охотница успела понять одну простую истину — ей не достанет сил покинуть Эвендим по собственной воле. Она совершила ошибку, рискнув слишком пристально всмотреться в водную рябь, и теперь северный край превратился в тюрьму — без стен и без решеток, но по прочности не уступающую темницам в подземельях лесного дворца владыки Трандуила. То, что эльфийка испытывала сейчас по отношению к Тадану, не могло, просто не имело право быть влюбленностью, но чем же тогда это было?
Дождавшись наступления ночи, таварвайт вернулась на Тиннудир и сообщила Каленгладу о своем намерении немедленно отправиться в Город Королей. Принятое Нейенналь решение об отъезде являлось единственно возможным для нее компромиссом и больше всего походило на побег. В развалинах старой столицы без сомнения было опасно, но там была знакомая, привычная опасность. Здесь же эльфийке казалось, что она идет по тонкому осеннему льду, готовому вот–вот треснуть; и кто знает, что ждет подо льдом. Предводитель Стражей Аннуминаса не стал ее отговаривать и лишь пожелал удачи.
Твердо намереваясь исполнить брошенное сгоряча обещание и больше не возвращаться на остров, охотница решила забрать коня и добираться до Эхад Гартадир верхом. Теперь, когда она примерно представляла себе дорогу, это казалось все еще трудным, но вполне осуществимым делом. Сонный Калатердир, на лице которого запечатлелся немой вопрос «И чего дивному народу спокойно не спится по ночам?», сочувственно потрепал вороного жеребца по холке и посмотрел на таварвайт, как на смертницу, однако советов давать не стал. Когда Нейенналь выводила из конюшни оседланного скакуна, возле лагерного костра она увидела Тадана. Подойти? Попрощаться? Эльфийка даже сделала шаг вперед и застыла, заметив спешащую к костру женскую фигурку, закутанную в плащ. Кугуминуиаль тоже, видать, сегодня не спалось. Наваждение растаяло. Эльфийка тряхнула головой, резко отвернулась и одним махом взлетела в седло. Подстегнутый плетью конь зло взвизгнул и сорвался с места в галоп, отстучав подковами частую дробь по старым камням моста. Задержись охотница у конюшни еще хоть на минуту, ее, возможно, немного утешило бы плохо скрытое разочарование Тадана, когда тот увидел, кто пришел скрасить его одиночество в предрассветный час. Но что сделано — то уже сделано.
Следующие недели для Нейенналь слились в единую кровавую круговерть — по случайному ли совпадению, или по какому?то тайному замыслу Амартиэль, но ожесточенные уличные бои в Аннуминасе не утихали ни днем, ни ночью. А в редко выпадающие спокойные минуты таварвайт охватывало желание бросить все, вскочить на коня и домчаться до Тиннудира… Бороться с ним охотнице пока удавалось достаточно успешно, однако эльфийка с завидным постоянством ловила себя на том, что всматривается в фигуры приходящих в Эхад Гартадир следопытов, пытаясь отыскать среди них одного, единственного. Впрочем, покуда походило, будто Каленглад твердо вознамерился сдержать оброненное при прощании обещание, что Тадана в Аннуминасе не будет. Зато в один из дней в Городе Королей появился Каранир. Случайно повстречав следопыта в лагере, Нейенналь хотела после краткого приветствия пройти мимо, однако дунадан остановил ее окликом.
— Фередир Горделерон, у меня для тебя послание от Тадана.
— Я не желаю знать его слов, — быстрее, чем следовало бы, ответила охотница.
— Ты уверена? — только и спросил следопыт.
— Да.
Больше Каранир не пытался завести с таварвайт беседы, и в следующий раз эльфийка увидела его лишь несколько дней спустя, когда дунадан в сопровождении небольшого отряда мрачных и изрядно потрепанных соратников возвратился в Эхад Гартадир откуда?то со стороны Тирбанда. С собой следопыт нес замотанный в тряпье продолговатый предмет, по очертаниям походивший то ли на копье, то ли на штандарт, и даже с расстояния Нейенналь могла ощутить исходящее от ноши дунадана зло — затаившееся, как свернувшаяся в клубок змея, но не становящееся от этого менее опасным. В лагерь Каранир заходить не стал, оставшись у поста часовых, охраняющих восточный вход. Извещенный о прибытии следопыта Даэрдан покинул шатер командующего и так же вышел ко входу в лагерь, что само по себе настораживало. Совершенно случайно охотнице довелось оказаться свидетельницей их разговора.
— Все?таки раздобыли? — спросил Даэрдан, кивнув на сверток. — А где владелец? Неужто Гулдуркир добровольно решился его отдать?
Осунувшийся и словно бы постаревший за считанные дни на добрый десяток лет Каранир молча провел большим пальцем по горлу.
— Ясно. Ну, покажи хоть, что это за нуменорский артефакт такой…
— Дрянь — она дрянь и есть, хоть нуменорская, хоть мордорская, — ответил следопыт, однако тряпье все же развернул, являя взгляду черный посох, густо покрытый причудливыми орнаментами, багровеющими подобно углям, что тлеют, просвечивая сквозь трещины в обугленном дочерна дереве. На угрюмом лице Даэрдана нарисовалось отвращение.
— Так вот ты каков, Танн Моргул, наследие павшего Нуменора, — тяжело роняя слова, произнес командующий, рассматривая посох. — Силен, ничего не попишешь. Но Гулдуркиру помочь ты не смог при всем своем могуществе. Одного лишь не пойму, чего ради Тадан желает, чтобы его доставили на Тиннудир? Сжечь бы это творение тьмы, да так тщательно, чтобы кроме пепла ничего не осталось.
Каранир болезненно поморщился.
— Я был бы только рад, — понизив голос, сказал он, — но у нашего молодого предводителя иное мнение и иные планы. Чего уж там говорить, если он даже к словам нуменорца рискует прислушиваться, лишь бы доказать, что достоин… — следопыт осекся и покосился на таварвайт. Кожей ощущая исходящую от дунадана неприязнь, Нейенналь предпочла удалиться.
Тем же вечером Каранир покинул Аннуминас, унося с собой зловещую добычу, однако ощущение томительного ожидания грядущей беды, возникшее у охотницы при виде посоха, никуда не подевалось. Оно, казалось, витало над древними камнями города, придавая болезненный красноватый оттенок солнечному свету, и этот оттенок постепенно становился все насыщеннее. А спустя еще два дня Город Королей почтил визитом Лаэрдан.
Величественный советник Каленглада был последним существом на свете, встречи с которым таварвайт могла ожидать среди обильно окропленных кровью руин старой столицы атани. Тем больше было ее удивление при виде нолдо, сменившего изящно украшенную шелковую мантию на походную куртку следопыта. И хотя даже в столь простом одеянии Лаэрдан ухитрялся сохранять прежнее надменное превосходство, Нейенналь показалось, что серебристо–серое сияние его глаз утратило обжигающий холод, приобретя взамен слабый оттенок сожаления. Впрочем, скорее всего, эта перемена эльфийке и вправду только померещилась, поскольку, когда нолдо заговорил, в голосе его слышалась лишь уже знакомая охотнице насмешка.
— А, таварвайт! Ты все еще здесь? Чем можешь похвастаться? Хороши ли охотничьи угодья мертвого
