почувствовать радость оттого, что он серьезно увлечен ей, его откровенное признание застало ее врасплох. Наверное, вся эта гамма чувств отразилась на ее лице, потому что Карел нежно взял ее руку и поцеловал пальцы. Она не отняла руки, прислушиваясь к своим ощущениям, и он, перецеловав пальцы один за другим, перевернул ее ладонь и прижался губами к внутренней стороне запястья. По ее жилкам пробежал ток, и ей вдруг захотелось запустить пальцы в аккуратно уложенные густые волосы на его склоненной голове. «Я как парализованная, надо взять себя в руки, что за напасть…»
Он, похоже, почувствовал ее панику и, нежно погладив, положил ее руку на стол, слегка прижав своей. Взглянул в глаза и повторил:
— Я люблю тебя, Наташа. Не волнуйся, не надо отвечать. Мы увидимся после премьеры, хорошо? В любом случае, что бы ты ни решила, не лишай меня этой надежды.
— Хорошо. Конечно, мы увидимся на следующий же день, — с облегчением произнесла Наташа. — Кстати, вот твой пригласительный билет.
— Постой, я так увлекся, что совсем забыл: тебе придется все-таки встретиться со мной завтра утром. Машина будет у подъезда.
— Ее удалось починить? — удивилась Наташа.
— Не совсем, — замялся Карел. — Пришлось купить другую, такую же. Не волнуйся, это в счет компенсации ущерба.
— Что значит другую? Ты что, купил мне машину? Ты с ума сошел? Так я и знала, что что-нибудь будет не так!
— Но почему, Наташа? Он разбил машину, выплатил деньги, я купил другую. Твоя годится только на запчасти.
— Ты хочешь заставить меня поверить, что этот алкаш средних лет сразу выложил деньги на новую машину? Не делай из меня идиотку, я все-таки по земле хожу, и мне не двадцать лет, как ты верно заметил.
— Наташа, если бы я хотел купить тебе машину, я бы купил другую, честное слово. Ты права, мы договорились с ним о рассрочке, но пойми меня! Я получу с него эти деньги рано или поздно. А ты что, будешь пешком ходить после всех моих обещаний?
— Карел, я не возьму эту машину. Забудь об этом. Ты делал все, что мог, я и на рассрочку не очень рассчитывала. Одна я бы с него вообще ничего не получила. Не ставь меня в идиотское положение, особенно после того, что было тобой сказано.
Он схватился за голову:
— Я все испортил, Боже мой! Но пойми меня, пожалуйста, я беспокоюсь, как ты будешь одна по вечерам возвращаться домой пешком по темным улицам.
— Так же, как делала это всю жизнь. Ничего со мной не случится.
— Хочешь, я буду тебя встречать каждый день?
— Нет, пока не хочу. Тем более что я возвращаюсь в разное время. И не уводи разговор в сторону, я в эту машину не сяду.
— Наташа, давай договоримся так: эту машину я зарегистрирую на себя, а тебе выпишу доверенность. Ты же можешь принять дружеское одолжение, мы же будем друзьями? А когда он выплатит деньги — весьма, кстати, небольшие, — ты решишь, оставлять ее у себя или нет.
— Нет, Карел, так не пойдет. Я буду все время трястись, как бы с ней что-нибудь не случилось, буду бояться ставить ее под окном, понимаешь? Я не могу ездить на чужой машине, это все равно что носить чужую одежду. Моя машина — это моя машина, а моя жизнь — это моя жизнь, какая бы она ни была. Я лучше подожду, иначе буду все время ощущать, как сильно тебе обязана, а это не слишком хорошо сказывается на взаимоотношениях.
— Да, это аргумент. Но я хотел как лучше. Извини, если испортил тебе настроение.
— Я верю, что ты хотел как лучше. А насчет настроения не беспокойся, я никогда долго не огорчаюсь и не сержусь. Смотри, я уже смеюсь… — И она засмеялась. Он тоже неуверенно улыбнулся и сказал:
— Это замечательное качество, особенно ценное в спутнице жизни. Надеюсь, у тебя не останется осадка. Ты же понимаешь, если бы я пытался купить твою благосклонность, я бы придумал что-нибудь поприличнее «шестерки».
— И сколько же может стоить моя благосклонность, по-твоему? В твердой валюте, конечно?
— Ну вот, ты все-таки обиделась. Честно говоря, я бы отдал все, что имею, если бы думал, что это поможет. И себя в придачу. Только нужно ли тебе все это?
— Я подумаю над твоим предложением.
— Вот об этом я тебя и прошу. Может, ты мне все-таки позволишь хотя бы заезжать за тобой по вечерам в театр, раз уж не берешь машину?
— Пока не надо, хорошо? Я не хочу, чтобы раньше времени пошли разговоры. Ты ведь дал мне время подумать? А потом, перед премьерой я всегда ужасно нервничаю и могу испортить тебе настроение. Ты ведь меня совсем не знаешь. Может, я истеричная, капризная стерва.
— Нет, — засмеялся он и снова сжал ее руку. — Ты чудо, умница, и у тебя замечательный характер. Немного капризов тебе бы не повредило, я бы их с удовольствием выполнял.
— Первое время, наверное, да.
— Всю жизнь, честное слово. Только не заставляй меня гадать, из-за чего ты капризничаешь. Говори сразу, чего хочешь — и я все сделаю.
На обратном пути Карел держал ее за руку, и, когда поцеловал, проводив до двери квартиры, она окончательно почувствовала себя школьницей. Но как ни иронизировала Наташа по этому поводу, когда он нежно прижался губами к ее щеке, ее охватило волнение. Неожиданно для самой себя она подставила ему губы и не ошиблась в своем предчувствии. Его поцелуй был удивительно нежным, без тени грубой чувственности, он волновал и успокаивал одновременно.
10
Когда она наутро пришла в театр, ее сразу охватила лихорадочная атмосфера предпремьерной суматохи. Как всегда, все было не готово. Запивший было на неделю театральный художник дописывал декорации в мрачном остервенении, воняя краской на весь театр.
В пошивочной мастерской царил сущий ад, в котором метался, сверкая своим павлиньим оперением, художник по костюму Олег, вызывая в памяти образ Шивы-Натараджи. Казалось, у него три пары рук, в которых мелькали то иголка, то утюг, то ножницы, то сантиметр.
Через мгновение Наташа была уже одета, и Олег с торжествующим видом достал из шкафа свой сюрприз — маленькую, шитую золотом венецианскую шапочку из бархата того же цвета, что шелк платья, и еще какой-то пакет.
— Закрой глаза, — приказал он.
Наташа закрыла глаза и ничего не почувствовала. Но, увидев себя в зеркале, ахнула от восторга. Невесомая газовая шаль, с изумительным искусством расшитая тончайшей золотой канителью, была красиво задрапирована вокруг ее фигуры, подчеркивая изящество костюма. Она благодарно посмотрела на Олега, не находя слов.
— Ты себе представляешь, какие возможности? Ты будешь, как бабочка, поняла? Снимай ее, надевай, взмахивай в воздухе, роняй, кутайся. Я как увидел этот газ в магазине, прямо обалдел.
— Ты сам ее расшивал? — снова ахнула Наташа.
— А кто же еще? Этим, что ли, я могу такое доверить? — Он мотнул головой в сторону швей, которые благоговейно разглядывали его творение.
Наташу уже звали на сцену, и, рассыпаясь в благодарностях, она убежала.
Репетировали до поздней ночи, на следующий день тоже, хотя от запаха краски уже раскалывалась голова, а от Ивана, казалось, можно прикуривать. В этой суматохе было не до выяснений отношений, и Наташа думала, что Никита ничего не заметил, но на четвертый день, когда они курили перед первым прогоном в костюмах, он вдруг сказал:
