— Сдается мне, ты меня избегаешь. Обиду держишь или появился кто-то?
— Господь с тобой, какие обиды, с чего ты взял?
— Ты меня за дурачка-то не держи, это у меня только вид такой.
— Я тебя не понимаю. Когда я тебя избегала, мы вчера ушли отсюда в четверть первого?
— Интересно было бы на него взглянуть. На премьеру-то придет?
— Кто?
— Конь в пальто. Не зли меня, я же все понимаю.
— Прекратим этот разговор. Я даже отвечать не хочу.
— А что ты можешь ответить? Я сам виноват, надо было заниматься с тобой любовью почаще.
— Дело не в этом. Не я завела этот разговор, Никита, но у меня для тебя есть новости. Да, мне надоело без конца озираться на дверь, мне надоело, что все происходит за три минуты. Я думала, хоть в Минске все будет по-другому, а ты пил беспробудно всю неделю.
— Ах, вот в чем дело, оказывается. Просто я плохой любовник, так и скажи.
— Ты замечательный любовник и прекрасно об этом знаешь. Просто ты думаешь в последнее время только о себе, вот и все. Появляешься, когда у тебя есть желание…
Он перебил:
— А когда надо-то? Когда у меня нет желания?
— Не передергивай, пожалуйста. Просто мои желания для тебя не существуют, когда ты мне нужен — тебя никогда нет, ты занят чем-то более важным.
— Ладно, хватит, мне все это дома надоело.
— Чего же ты от меня хочешь в таком случае? Если тебе неприятно это слушать, нечего было заводить разговор, я тебя ни о чем не просила. Нам сейчас на сцену выходить, а ты меня заводишь — нарочно, что ли?
— Конечно, — засмеялся он, — а то ты спишь на ходу. И все-таки я был прав. Скажи, что я, не пойму, что ли? Тебе от меня действительно мало радости…
— Давай потом поговорим, хорошо? Я не хочу, чтобы это так происходило. Я не собиралась с тобой ссориться, я тебя люблю.
— Как сорок тысяч братьев… Я тоже не хочу ссориться. Дай, я запечатлею у тебя на лбу братский поцелуй. Конечно, ты меня любишь, мы же товарищи. А я тебе вообще роднее тапочек… Пойдем, нас зовут.
Вечером, после прогона, когда Наташа уже оделась, чтобы идти домой, Никита окликнул ее из своей гримерной, и она вошла к нему. Он встал из-за стола, запер дверь и обнял ее, подойдя сзади.
— Не надо, Никита.
— Все-таки я не ошибся, да?
— Еще не знаю. Просто не надо, и все. Мне кажется, с этим в любом случае пора заканчивать. Я устала.
— От меня?
— Нет, не от тебя. Я зря тебе наговорила сегодня всяких глупостей, ты уж меня прости. У нас все было очень хорошо, но я устала от бесперспективности. Я привязываюсь к тебе все больше, а надежды никакой.
— Хочешь, чтобы я к тебе ушел?
— Нет, не хочу. Мы же можем быть друзьями?
— Мы друзья, — сказал он, целуя ее в затылок.
— Перестань!
Он сжал в ладонях ее грудь, плотно прижимая ее к себе.
— Не надо!
— Надо!
Он развернул ее к себе лицом и начал целовать. Он был таким родным, каждое его движение было знакомым, и от него пахло туалетной водой, подаренной Наташей… Он мягко подтолкнул ее к дивану. «Драться с ним, что ли?» — подумала Наташа и сказала:
— Ты что, не понимаешь меня? Я не хочу расставаться по-плохому, но я не могу так! Я не хочу тебя, пойми…
— Сейчас увидишь, как ты меня не хочешь… У тебя ведь с ним еще ничего не было, а я тебе почти родной муж… — Он уже почти шептал: — Я люблю тебя… Моя родная… Я так тебя хочу…
— Ты никакой не муж… Я не хочу, пусти меня… Я сейчас тебя ударю! Я закричу, пусти!
Он наконец справился с ней.
— О, моя девочка, моя любовь! Какая у тебя горячая кожа, я сейчас с ума сойду!
Когда он вошел в нее, Наташа чуть не застонала от наслаждения. Ее тело слишком привыкло к нему, чтобы не откликнуться на его ласки, и она с трудом изображала безучастность. Он полностью растворился в ней, благодарно вздохнув, когда она перестала его отталкивать, не торопясь, не реагируя на шаги за дверью…
— Ты была права, я эгоист и сволочь… моя нежная… Я буду ласкать тебя так долго, как ты захочешь… Тебе хорошо? Ну скажи мне, не заставляй чувствовать себя подонком, скажи мне… скажи… тебе хорошо?
— Да, — еле слышно отозвалась Наташа. Это была правда. Она только сейчас поняла, как ей этого не хватало, погладила по спине, обняла его родное тело. Содрогнувшись в последний раз, он сел рядом, взлохматил волосы.
— А ты говоришь, не надо…
— И не надо было…
— Может, я люблю тебя одну.
— А может, и нет.
— Зря ты так. Я хотел исправиться, чтобы у тебя сохранились обо мне хорошие воспоминания. Знал бы, на что ты обиделась, вел бы себя по-другому, честное слово. Почему ты мне не сказала?
— Если бы я сказала, ничего бы не изменилось. Тебе все равно было не до меня.
— Может, и так, — тихо проговорил он. — Просто я привык, что ты у меня есть… Так и жена когда- нибудь уйдет…
— Удивительно, что она до сих пор не ушла. Любит, наверное.
— А меня не за что любить? — грустно спросил он.
Наташа чуть не расплакалась, но вовремя поняла, что он уже играет роль.
— Есть за что. Перестань, выйди из образа, поговорим.
— Ладно! — со вздохом сожаления сказал он. — Спектакль не удался. Ты так сильно влюбилась?
— Я же говорю, не знаю еще. И дело не в этом. Ты будешь держать на меня зло?
— Не буду. Тебе действительно надо замуж выходить, что я, не понимаю? Конечно, тебе нужен свой собственный муж. И дети. И ты на меня не обижайся. Тебе было правда хорошо сейчас?
— Да.
— Мне тоже. Запомни меня молодым и красивым… Пойдем, я провожу тебя до метро.
— Да ладно. Скажи уж честно, что тебе самому пора идти.
— Если честно, то пора, — засмеялся он.
Они дошли до метро, мирно беседуя о своих театральных делах.
Едва Наташа переступила порог, зазвонил телефон.
— Это Карел. Как дела?
— Только что вошла.
— Не буду задерживать, просто хотел убедиться, что ты благополучно добралась, уже очень поздно. Я соскучился.
— Я тоже. Еще немного осталось, два дня всего. Куда мы пойдем?
— Куда захочешь. Я люблю тебя, понимаешь?
— Запоминаю.
— Вот и хорошо. Целую, берега себя.
