постепенное восстановление числа и качества боярской челяди. Но обычный способ воспроизводства был слишком медленным. А быстрый и простой способ приёма смердов в боярскую дворню что вольными слугами, что холопами - не давал качества. Количество против качества. На фоне не афишируемой, но непрерывной гонки - 'кто не успел - тот опоздал'. Не только богатство, положение, влияние, но и сама жизнь бояр зависела от 'боевых и политических' качеств прислуги. Особенно - 'верховых'. Поэтому даже таким мастерам как Саввушка (или - именно таким) приходилось заниматься ускоренной дрессурой новых холопов. Вбиванием в сознание кандидата системы ценностей 'холоп верный'. С выбиванием оттуда всех других. К чему он и приступил.
Саввушка отнюдь не был 'кнутобойцем' или 'костоломом' - не его специализация. Он был 'людовед'. Который людей 'ведает' Кроме того, что у него был талант чувствовать людей, особенно человеческую боль и страх, у него был огромный опыт - фамильный и собственный. Провести всю жизнь в застенке - можно многое узнать о природе человеческой. И духовной, и телесной. Обычно специалисты такого класса работали 'правдоискателями'. В смысле: искали правду в конкретных умах человеческих, извлекали её на свет божий, и предоставляли хозяевам своим на рассмотрение. Однако была и другая, малоизвестная и прямо противоположная сторона деятельности этой 'славной когорты мастеров' - укоренение в умах их подопечных новой правды, взамен прежней. Можно сказать - перевоспитание. С одновременным пошаговым тестированием. Тут требовалось еще и искусство риторики. Палач-проповедник. И Саввушка проповедовал.
-- Всяк человек - раб. Раб божий. Прах. Из праха созданный и в прах претворяющийся. И ты среди них. Многих, бесчисленных, безымянных, господина своего не видавших не разу. Черви копошащиеся. Но повезло тебе. Ибо выбрали тебя среди многих, и обратили на тебя лицо своё. И ныне можешь ты обрести смысл и свет в жизни своей. Ибо дана тебе честь. Высшая честь, что даётся сынам человеческим - честь служения.
Вот так-то. Рабство есть высшая честь. Служение. Выше церковного, ибо господь и так всемогущ, а господин - нуждается в тебе. Служение ясное, ибо воля господина излагается куда как понятнее, нежели божья. И вознаграждаемое. Ибо лик господа со времён Моисея никто не видел. А лик господина можно увидеть, голос его можно услышать. И заслужить высшее счастье - его благоволение. Если хорошо исполнить волю господскую.
У Саввушки очень спокойный голос. Ни пафоса, ни угроз или предложений. Даже скуки нет. Просто - истина в последней инстанции. Сухая констатация. Сухая как мой язык. Мне еще не дают воды. Я стою на четвереньках. Поза называется: 'шавка перед волкодавом'. Ладони и локти на одной линии с шеей. Локти согнуты. И выгнуты наружу. Поскольку голова опущена, и нос почти касается земли. Спина прогнута, поскольку живот тоже почти касается земли. Колени раздвинуты, ступни - на пальчиках. Ничто не должно оскорблять взгляд господина. Ни дерзостью, ни беспорядком, ни суетой. Прямой взгляд достоин однозначного осуждения и наказания. Поскольку выражает либо агрессию, либо попытку уравняться с господином. Хотя бы и только в мыслях. Что господина очень расстраивает. А нет высшего стыда и несчастия как опечалить господина своего. Так что - глаза в землю. Но при этом все тело надлежит вытянуть в струнку и устремиться ушами, чувствами, душою вперёд к господину своему. Дабы уловить всякое желание его. И исполнить.
Впереди - стена, на ней икона. Спас. Суровый мужчина смотрит строго, вытянув вперёд руку с крестным знамением. Под иконой - плеть господская. Двойной черно-красный шнур с узелками, короткая рукоятка, свёрнуто в кольцо. И еще там - Саввушка. Он не стоит на месте, а расхаживает по помещению. Я его не вижу, поскольку у меня завязаны глаза. Зато уши открыты 'дабы уловить всякое желание его'. И еще я слышу, как где-то слева переливается вода. Вода! Она... Пить!... Страшная острая боль выстреливает в локте правой руки... Я валяюсь на полу зажав локоть правой руки левой. Надо мною спокойный голос Саввушки:
-- Ты не слушаешь слов моих. Хозяин опечалится невнимательностью твоей. А опечалить хозяина - грех. Страшный грех. Стыдно. Неужто ошиблись мы, и ты пустоцвет трухлявый? Неужто не годен ты для служения? Для пребывания в доме нашем, в семье?
Прошло время, когда я пытался огрызаться, вообще шевелится самопроизвольно, сдёргивать повязку со своих глаз. Быстро прошло, с одного раза. Саввушка не дерётся, не бьёт кулаками, ногами. Плеть на стене - символ. Ей не бьют - 'десятикратно больнее сечёт господская плеть. И тысячекратно - печаль господина.' Саввушка не использует плётку. Говорят, в иглоукалывании триста активных точек. Саввушка знает десятка три. И ему хватает. Поскольку у него в руках не игла, а просто деревянная палочка. Не плеть, не розги, не железные раскалённые щипцы. Просто дрючок. 'Осушить руку'... А есть еще точка под коленом... И на голове, от лёгкого тычка по которой я слепну и вою от боли в раскалывающемся черепе. И на позвоночнике. И в пояснице...
Для Саввушки моя поза очень удобна - почти неограниченный 'доступ к телу'. Куда хочет - туда и ткнёт. Но он предпочитает вбивать истины в уши. А дрючок - так... для поправления восприятия.
-- Служение не терпит суеты. Ежели хозяин повелел тебе замереть, то ты должен исполнить это желание его. И тебя не должно быть видно и слышно. Сможешь ли ты?
Меня ставят спиной к столбу. Руки связывают за столбом над головой. На кистях - рукавицы. Ноги зажаты в конструкции из трёх досок. Нижняя, на которой подошвы ног, смазана салом. На щиколотках ремешки. За них дёргают в разные стороны. Ноги разъезжаются. Зажав столб связанными кистями рук, останавливаюсь. Вишу на этом своём зажиме. Руки, плечи, спину, живот сводят судороги. Не выдерживаю и со стоном просаживаюсь вниз. Вою от боли в растягивающихся мышцах с внутренней стороны бёдер. Ноги упираются в какие-то стопоры. Полный шпагат с разрывом в промежности - отменяется. Откладывается.
Господи, если бы он спрашивал - я бы давно все сказал. Всякие адреса, пароли, явки. Всех бы сдал. Но он не спрашивает. Наоборот, он учит. И я могу только стараться. Стараться понять, предугадать, исполнить...Научиться.
Моего деда взяли 1 мая 1938 года. Кстати, не так далеко отсюда - тоже на Украине. Домой он не вернулся. Никогда. Когда стало можно спрашивать - отец дважды посылал запросы. Получал ответы. Разные. Смысл один - умер в лагере. В середине 90-х мы с отцом добрались до допросного дела моего деда в архиве украинской СБ.
Опись изъятых ценностей - одна позиция - паспорт гражданина Союза Советских Социалистических Республик. Дед был счетоводом на местной пищевой фабрике - какие еще ценности?
Первый лист:
-- Состояли в антисоветской организации?
-- Нет.
-- Занимались антисоветской деятельностью?
-- Нет.
Строка в конце страницы: 'Допрос прерывается. Время: 23.30'. Как положено, в конце каждой страницы подпись допрашиваемого. Круглая такая. С завитушками.
А потом лист второй: 'Допрос продолжается. Время 1.30'.
-- Состояли в антисоветской организации?
-- Да.
-- Занимались подрывной деятельностью?
-- Да.
В конце - подпись. Очень мало похожая на подпись на первом листе. За эти два часа деду перебили пальцы так, что он не мог держать ручку. Что еще сломали, отбили, изуродовали, выдавили... - не знаю. В середине лета, когда его переводили в другую тюрьму, он выкинул из окна вагон-зака записку. Как не странно - дошла. До семьи. Он писал: 'Признаю весь их бред. Иначе просто забьют. Уезжайте'. Семья уехала. Спаслась. Потом война, отец ушёл добровольцем на фронт в первых числах июля. К сентябрю из его батальона осталось шестеро. Потом... 'Великий могучий Советский Союз'... Оттепель, застой, распад... Мы сидим в приёмной областного управления СБУ. Отец почти не видит, и я читаю своему отцу вслух протокол допроса его отца.
-- Такой-то состоял в вашей антисоветской организации?
