— Потом наступает день, — спокойно сказала я, — когда приходит уверенность. Все становится на место.
— Точно. Я помню, когда это началось, — вздохнула она. — Помните барбекю и кошачий танец в гасиенде?
— Да.
— Тогда я поняла, что люблю его. Но все еще продолжала сопротивляться.
— Очевидно, у моей дочери доверительное настроение, — встала миссис Малленпорт. — И мне нужна Бианка по поводу завтрашнего меню. Будет, конечно, годовая помолвка по чарагваискои традиции. Завтра они выберут кольцо.
— Старинное инкское золото и чарагвайские драгоценные камни, — сказала Хестер, растопырив пальцы левой руки, словно уже видела, как оно украсит ее.
— Он очень любит Чарагвай, — сказала я.
— Любит? — воскликнула Хестер, гордо вскинув голову. — Любит? Рамон и есть Чарагвай!
— Как видите, я не потеряю дочь, но получу страну! — Миссис Малленпорт сжала мое плечо и засмеялась. Если она и заметила мое ошеломленное и удивленное молчание, то промолчала. Хотя мне почудился ее по-матерински беспокойный взгляд, когда она пересекла террасу.
Я попыталась собраться с мыслями. Мне казалось, что дон Рамон и Хестер ненавидят друг друга почти так же сильно, как мистер Фицджеральд ненавидит меня.
— Мы устроим прием в честь помолвки, — позвала из дверей комнаты приема миссис Малленпорт. — И при благоприятном стечении обстоятельств Ева успеет на нем поприсутствовать. Без Евы будет не то — и конечно, без Джеймса. И естественно, без вас, Мадлен.
— Значит, чарагваиской легенде суждено сбыться, — заметила я Хестер, когда ее мать ушла.
— Которая? — рассмеялась Хестер. — У Района они есть на все случаи жизни. Нет, это — несправедливо. Он правдивый человек — и совсем не сумасброд. У него просто новые идеи. В основном они не отличаются от наших.
— Не надо его защищать, — ответила я. — Мне очень нравится дон Рамон. Вы оба очень подходите этому месту, как первый Каррадедас и его невеста. Легенда, которую я имела в виду, говорит, что на сей раз невеста Каррадедаса сама придет к нему.
Хестер кивнула и порывисто сжала мою руку.
— Извините, что я отправила вас одну к нему в то первое воскресенье. Мы там часто встречались. Я подумала, что приду с вами, вы — такая приятная душа, поддержите мир между нами. Потом я, — пожала плечами Хестер, — просто испугалась. Он уезжал, и я подумала, что его чувства могли измениться.
— Все в порядке. Я, вероятно, сделала бы то же самое.
— Вы знаете, на что похоже, когда вы любите и в то же время отвергаете?
Я кивнула.
— И когда я увидела, как он целует вас в автомобиле, то была потрясена. Но он говорит, что это единственный способ привести меня в чувство.
— Очевидно.
— И он клянется, что это единственный раз, когда он поцеловал вас, это правда, Мадлен?
Я заколебалась. Я все еще не забыла поцелуй в гасиенде, но при этом не могла игнорировать детски просительный взгляд ее широких ореховых глаз.
Я скрестила пальцы под столом и из добрых побуждений сказала:
— Да, единственный раз.
Прошли минуты, пока я поняла, что могла подтвердить правду. Но если не дон Рамон поцеловал меня в гасиенде, то кто?
Глава 16
Я так и не решила эту проблему до наступления Дня Ананда и постаралась выбросить ее из головы. Как и было договорено, я встретила Петизо на площади у общежития незадолго до восьми утра этого судьбоносного воскресенья.
Остальные мальчики сгрудились, как стая скворцов, и так же возбужденно щебетали. Все были одеты в любимый воскресный цвет чарагвайцев — сверкающий черный. Все чистые и отмытые, с приглаженными волосами, в новых непривычных ботинках, сверкающих, как патентованная кожа, что приличествовало их прозвищу.
Когда мы уехали, на красном «дженсене» появился дон Рамон, чтобы забрать группу из одной деревни. Мораг вела старый «кадиллак», пожертвованный американской леди, с другой партией. Хестер позаимствовала «мини» миссис Малленпорт. Выходцы с побережья путешествовали знаменитым старым паровым поездом. Петизо и я, из-за окольного маршрута к его деревне, передвигались главным образом автобусом и затем, наконец, пешком.
Чарагвайцы скажут вам, что автобусы — главная причина, почему люди путешествуют по воздуху или в такси. Во внезапном рывке в двадцатое столетие стране пришлось импровизировать. Автобусы — поспешные переделки старых грузовиков. Сиденья жесткие и установлены впритык. Поскольку многие пассажиры не умеют читать, автобусы разных маршрутов окрашены каждый в свой цвет.
Но для тех, кто читать может, на их бортах указаны грандиозные конечные пункты. Тихий океан — Атлантика (для направления запад — восток). Южная Америка — Соединенные Штаты Америки — для тех, кто едет на север или юг.
Несмотря на старые двигатели, автобусы все-таки ездят, рывками, с большим облаком черного дыма из глушителя на хвосте. Частый крик рожка, даже на пустынных дорогах, является обязательным. Стоять разрешается и внутри, и на верхней площадке.
Наш маршрут обслуживался желтым автобусом. Когда автобус прибыл на остановку «Центральный западный парк», он был уже наполовину полон, но Петизо не успокоился, пока не нашел для меня удобное сиденье. Мораг записала точно место, где я должна просить остановиться. Петизо втиснулся между мной и местом впереди. Иногда он сидел на моем колене, и мне было совсем не тяжело.
Петизо прихватил с собой очень современные яркие красные часы для своей прабабки, поскольку полностью игнорировавшие время чарагвайцы очень любили часы в качестве подарков. Он также вез ей маленькое радио, несколько банок говяжьей тушенки и еще какую-то мелочь. Куичу он покидал в приподнятом настроении.
В утреннем воздухе все выглядело ярким и четким. Звуки просыпающегося города, запах свежего хлеба и экзотических растений, блеск цветов, яркие цвета палаток и товаров уличных торговцев на каменных плитах мостовой.
Девятичасовой перезвон колоколов растаял за нами подобно исчезающему водопаду, когда мы оставили предместья города и начали подниматься в горы. Круг, и опять круг, автобус стонал на крутых поворотах, окаймлявших кошмарный водопад. Случалось, он царапал краску разбитого хвоста об острый край скалы. Несколько раз колесо скользило по гудронированному шоссе так, что у меня мурашки ползли по коже. Пронзительно визжа тормозами, мы останавливались в маленьких деревнях из нескольких лачужек. Пассажиры входили и выходили по одному, с огромными мешками провизии или корзинами манго и апельсинов, или влажными холщовыми мешками, сильно пахнущими рыбой. Все поголовно, мужчины и женщины, курили маленькие белые глиняные трубки или жевали вещество с приятным одуряющим запахом, оставлявшее на зубах серо-зеленые пятна. В течение двух часов мы подпрыгивали, качались, кашляли и дымили внутри и снаружи автобуса по самой суровой и скалистой местности. С обеих сторон дорогу ограждали высокие серовато-коричневые валуны, где в мрачных щелях росли только несколько белых цветов. Поверхность впереди была испещрена небольшими зубчатыми трещинами, подобно той, которая внезапно пробежала по бетону в резиденции, словно судороги земли продолжались здесь намного больше.
Но Петизо приветствовал эту забытую страну с энтузиазмом и восхищением. Он подпрыгивал, прижав нос к пыльному окну. Когда автобус резко остановился — как мне показалось, из-за стада горных козлов или
