— Мужик, — это сипел толстый. — Что это за мормышка с тобой?
Ермолаев молчал, продолжая идиотски улыбаться. На минуту он представил себя со стороны, и это не доставило ему удовольствия, но надо было сыграть до конца.
— А то мы с товарищем познакомиться с ей хочем, ежели ты не имеешь ничего против, само собой, — продолжал толстый.
Второй, тощий с испитым лицом, одобрительно захрипел, изображая смех.
— Да что вы, ребята — какие возражения… — Ермолаев развязной походкой приблизился к ним. — Вы что, меня не знаете?
Тощий наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить, а толстый отступил назад, сделав движение рукой к оружию, но через секунду уже падал на землю со сломанной челюстью. На ходу сдернув с него ружье, Ермолаев направил ствол на второго.
«А если не заряжено? — подумал Ермолаев. — Э-э-э, береженого бог бережет…»
И он крепким ударом приклада в скулу уложил тощего…
— Класс! — восторгалась подлетевшая Вика. — Как в кино! А я уже думала ему между ног заехать, я тако-о-ой приемчик знаю…
— Нехорошо старших обижать, — укоризненно вздохнул Ермолаев.
Он склонился над толстяком. Тот сидел на земле, шипел и качался как маятник, ощупывая пострадавшую челюсть. Тощий дышал, но был без сознания.
— Тоже мне старшие, — не унималась Вика. — Во, смотрите, какая рожа! Его в зоопарке показывать надо. Большой, да дурной. Здорово вы ему по кумполу звезданули. И этому. Даже этому еще лучше.
— Не по кумполу, а по рогам, — уточнил Ермолаев. — А он, вишь, с катушек. И этот… Ну не люблю я драться, мужики, — театрально обратился он к поверженным хулиганам. — Ну что вы меня все время вынуждаете… Опять пришлось челюстенку заломать, а я по идее строитель, а не мастер-ломастер какой- нибудь.
— А вообще этот жирный на нашего директора школы похож, — тараторила Вика. — Вот бы и ему так же треснуть, чтобы знал…
— Ну, знаний от этого, положим, не прибавится, — возразил Ермолаев. — И вообще, займись делом — веревочку достань, вязать надо охульников, то есть нарушителей общественного порядка.
Он обыскал их карманы и вещмешки. У тощего — справка о досрочном освобождении, у толстого — ничего. «Человек без паспорта, — подумал Ермолаев. — Нечего тебе, значит, делать на воле. Да и справка, положим, тоже устарела — теперь тебе, приятель дорогой, другую выпишут».
Внимание Ермолаева привлекла банка из-под кофе, подозрительно тяжелая. Она была наполнена породой серо-бурого цвета, с виду как песок и мелкие камешки. «Кажется, это шлих, золотая руда», — подумал он.
— Золото придется изъять, — вслух сказал он. — Поскольку у вас нет лицензии.
— Да ты че, начальник, — забеспокоился уже пришедший в себя тощий. — Мы же пошутили.
Толстый замычал и закивал.
— Шутки — это я люблю, — ответил Ермолаев. — Просто не могу жить без шуток. А золото все равно государственное.
— Ну, давай разделим на троих.
— Как на троих? — удивился Ермолаев. — А корешу твоему — шиш с постным маслом? А ты знаешь, сколько стоит сейчас операция в челюстно-лицевой хирургии?
— А? Почему… На троих — то есть каждому.
— А меня, значит, забыл посчитать? — возмутилась Вика. — Да ты гад, оказывается.
— Да, дружище, — сказал Ермолаев с укоризной. — После этого ты мне никакой не дружище. И я тебя оштрафую, но убивать не стану, благодари мою доброту. То есть золото отправляется в государственную казну, а вы оба — на полное государственное обеспечение.
Те переглянулись.
— Да ты че, тово, договоримся, — промямлил тощий.
— Это как?
— Баночку себе забирай…
— Она и так моя, — перебил Ермолаев.
— Ну да, то есть…
— И баночка, и ружьишки — это трофей. Не так ли?
— Ружье верни, друг. Я же тут ни при чем, — убежденно заговорил тощий. — А этого фраера, — он кивнул на толстого, — я тока тут встретил, по дороге пристал. Я — охотник, при местной заготконторе.
— Какой же ты охотник, — не поверил Ермолаев. — У тебя, как говорят французы, вся задница в ракушках.
— А ты мне что, крестный, лечить?.. — окрысился тот.
— А я тебе за такой базар чичи протараню, падла! — рассердился Ермолаев и замахнулся прикладом.
Вика ойкнула, тощий втянул голову в плечи, а толстый испуганно отпрянул и завалился кверху брюхом, нелепо взбрыкнув ногами.
— Со мной восьмерить западло, — Ермолаев навел на тощего ружье и прицелился в голову. — Сейчас с тобой вглухую разберусь.
— Не надо, не смоли, браток. Я недавно вылупился, завязать хотел. Я вижу, ты букварь, с тобой водить вола не буду. Это твой кореш нас послал, золотом пошлял. Поворковали, подписались.
— Где его найти?
— Не знаю…век воли не видать, не знаю. Сгоношились, и все.
— Как выглядел?
— Ну как… Такой, из местных кажись, татарин, руль такой горбатый… Шмотка еще… Как в кино, в дореволюционном.
— Откуда он узнал, что мы здесь?
— Не знаю, как выстриг, наше дело — сторона. Золота насыпал и отвалил.
Ермолаев опустил ружье и задумался.
— Так он сказал, что мы с ним кореша? — спросил он.
— Точно так. Кент мой бывший, говорит, только спалил его, вот и надо пришить. Умеет речь держать, деловой… Теперь-то я просек, что он шкода, а ты — валет.
— Ладно, не шестери. Он что сказал, я один буду?
— Да. Про пацанку вообще базара не было.
«Курбатов жив. Надул мерзавец, крепко надул. И как он мог про меня узнать? Невероятно, — рассуждал Ермолаев. — Про Вику, однако, не в курсе, что она здесь — если хмырь не врет. А это означает, что он нас не видел, а вычислил раньше, причем меня одного. Кто ему мог сказать? Шапиро… Только он знал. Неужели он? Не может быть. Нет, может, очень даже может. Помнится, проповедовал терпимость и непротивление злу. Что за игру он затеял? Впрочем, и Григорович мог брякнуть, что я интересовался Курбатовым. Приеду, разберусь».
За поселком, который стоял на возвышенности, начиналась низина, покрытая непроходимыми лесами и болотами. Где-то там, в таинственной глуши, живут дикие люди, жгущие лучину и не признающие денег. Но как туда попасть? Нужен бы надежный проводник.
— Где же этот чертова деревня… — Вика вконец растерялась после долгого бесплодного поиска.
— Может, ориентиры были? Гора, озеро, речка.
— Камень был, большой, двойной такой. Но это не там, а когда мы в другую сторону шли, — вспомнила Вика.
— В противоположную?
— Нет, в перпендикулярную.
— Значит, так, — подвел Ермолаев. — Дом Курбатова недалеко от деревни духоборов, или как их там — барыги про них не знают — и там же поселок лесных людей, о которых говорил твой дедушка-колдун…
