сильный толчок. Лодка задрала нос и перевернулась. Ермолаев задохнулся от страшного холода, но смог отплыть в сторону, где течение было ровным. Он оглянулся. Вдалеке вращалась и подпрыгивала лодка, поминутно показываясь вверх дном. Сонга не было. Он нырнул в глубину. Несмотря на бурное течение, вода была прозрачна, и он сразу разглядел в расщелине подводной скалы темное пятно…
— Ну что, живы будем — не помрем? — Ермолаев отжимал штаны и прыгал, чтобы согреться.
Сонг смеялся и кашлял, вытряхивая из ушей и легких остатки речной воды.
— Ух, Ермолай, я, однако, старика Тырым видал.
— Ну, и о чем вы беседовали?
— Старик дочь за меня отдал, ты, говорит, хозяин моря стал.
— М-да, у кого что болит…
Поход Сонг предложил отложить на будущее.
«Что-то тут не то — начал всерьез сомневаться Ермолаев. — Не пудрит ли мне мозги председатель лесных людей? Ведет себя, можно сказать, неадекватно».
Вечером Ермолаев вышел из избы и подошел к костру на большой поляне. Мужчины подвинулись, а вчерашняя девушка протянула ему кружку с дымящимся чаем. Сделав пару глотков, Ермолаев поднял глаза, но сразу встретился с ее пронзительным взглядом. Смутился. Жар ударил в лицо. Когда красавица ушла, Ермолаев спросил у сидящего рядом:
— А кто это такая?
— Это Ильдан, шамана дочь.
Ночью ему снился сон. Идет он по солнечной поляне и держит за руку Дину. И видит: это и не она вовсе, а Ильдан — смотрит на него так серьезно и говорит: «Ермолай, давай будем жить вместе». «Ильдан, а как ты догадалась, что нравишься мне?» «Глупый Ермолай, я тебя сразу полюбила, А ты на меня и не смотрел. А вчера у костра дала тебе выпить колдовской травы. Теперь и ты меня полюбил». «Да нет же, ты мне уже давно нравишься, зачем зря поила меня колдовским настоем? Или это была не ты…»
Он проснулся от яркого солнечного луча. На душе было светло. «Ясмина, Ильдан, — повторил он несколько раз. — Ильдан, Ясмина…»
Дочь шамана стояла на пороге. Увидев Ермолаева, она вошла в дом, и перед тем как скрыться за дверью, оглянулась. Взгляд ее опять словно обжег Ермолаева, он замер, и через минуту помимо своей воли пошел прямо туда. В избе стоял полумрак, разбиваемый отблеском свечи. Не успел он осмотреться, как покрывало на внутренней двери откинулось, и показалась Ильдан. Хотя внутри было довольно прохладно, она была совершенно обнажена. Смешно шлепая босыми ногами по дощатому полу, девушка увлекла Ермолая вглубь, усадила на мягкие шкуры и начала раздевать, а потом обняла нежно и цепко, как тропическое растение. Умащенная кожа ее источала пьянящий аромат. Ермолаев, полностью потеряв контроль, сжал девушку так крепко, что, показалось, хрустнули ее тонкие ребра. Она ответила с диким туземным жаром.
…Он шел, не понимая, откуда вдруг в душе появилась уничтожающая пустота, когда еще минуту назад ему было так необыкновенно хорошо, и не замечал, как из-за дерева его сопровождали два пристальных черных луча из-под влажных ресниц.
— Ермолай, — сказал ему Иван-пасечник, — девка твоя бузит — Сонг ее в жены взял.
— Какая девка? — недоуменно спросил Ермолаев.
Настала очередь удивляться пасечнику:
— Вика твоя, однако. Сонг ее другой женой позвал, она пошла.
— Что за бред…
— Иди, говорю.
— …Вика, это правда?
Девушка молчала.
— Вика, опомнись, тебе еще рано замуж. К тому же, у него уже есть две жены.
— Бог любит троицу. И вообще, это не твое дело.
— Ну мы же не гунны…
— Не смешно.
«Заморочили, — подумал Ермолаев — эти ребята мастера на такие штучки».
— Хорошо, Виктория, — устав спорить, согласился он. — Ты уже взрослая, сама решаешь.
— Вот именно.
Он повернулся и вышел. Вика, напевая модную песенку, стала заплетать косы.
Ермолаев вышел, разговаривая сам с собой и жестикулируя.
— Ладно, живите как знаете. Ну, спасибо. А катитесь вы ко всем чертям… Нет, так не пойдет, — он резко развернулся и пошел к вождю.
Около избы Сонга он остановился, стало противно и тоскливо, и хотел было повернуть назад, но вошел. Сонг его ждал — это было видно по изобилию снеди на широком ковре.
— А, Ермолай, входи, входи!
Ермолаев присел и пристально посмотрел на вождя. Ни тени смущения или какого неудобства на лице унхура. Есть ли у него совесть, в конце концов?
— Послушай, Сонг, — начал Ермолаев, — нам надо уходить. Вот пришел попрощаться.
— Прощай, товарищ.
— Виктория уходит со мной.
— Уходит, уходит с тобой. Если хочет, пусть уходит. Только остается, однако.
— Как так?
— А так — девка сама не хочет уходить. Если хочет, пусть уходит. Но не хочет, однако.
— Но мои духи запрещают ей выходить за тебя.
— Эх, Ермолай, духи твои в Москве сильные, а здесь тайга. На вот, выпей, — Сонг протянул ковшик.
Ермолаев пригубил напиток. Вкусно. Осушив ковш, он почувствовал странное возбуждение. Все кругом преобразилось. Вождь Сонг величественно восседал посередине, как царь. А ведь неплохая партия для этой дуры, зашептали ему на ухо местные духи. У Сонга, чай, золота куры не клюют. Ермолаев засмеялся и вышел на волю. Как хорошо, вот Большая Медведица над головой. А почему она так повернута? Ермолаев направился к Вике, чтобы поздравить ее с удачной партией, но потом сделал это мысленно, лег на спину, любуясь мириадами звезд, и впал в забытье.
Он проснулся с чугунной головой и совершенно без сил.
С удивлением обнаружил вверху аккуратно оштукатуренный потолок. Человек в белом халате поднялся и вышел, и через несколько минут в палате возник некто похожий на Доктора Айболита.
— Ну-те-с, молодой человек, как наше самочувствие? — задал он киношный вопрос.
— Недурственно, — ответил Ермолаев, хотя перед глазами все вертелось и кружилось. — А где я, и как сюда попал?
— Вы в сережкинской больнице. Вот Сайнахов скоро прибудет, вы и поговорите. А пока — отдыхайте.
Сайнахов пришел к вечеру, когда Ермолаев уже встал и прогуливался по больничному скверику. Милиционер рассказал, как вчера вечером Ермолаев явился в участок и упал в беспамятстве прямо на диван в кабинете. Нашлись свидетели, они видели, как Ермолаева вели по направлению к отделению два таежных жителя. Обеспокоенный Сайнахов распорядился перевезти его в больницу. Вот, собственно, и все.
